О том, как один студент поставил на уши коррупционеров Чимкента, рассказывает в своей очередной «Записке» полковник КНБ в отставке Жан Кулахмет.
Это были 80-е, разгар застоя. Я работал начальником управления КГБ двух крупных районов Южно-Казахстанской области и в силу должности был также членом бюро райкома партии, что обязывало меня присутствовать на различных мероприятиях, например, на так называемом августовском совещании учителей – кажется, его до сих пор проводят. И вот, выступая на трибуне, я заметил какое-то движение в президиуме. Что-то произошло, понял я и быстро закруглил свою речь о «политической бдительности советских граждан».
Когда я вернулся на свое место в президиуме, первый секретарь райкома партии шепотом упрекнул меня в том, что я не предупредил его о приезде высокого гостя из Москвы. Какого гостя? В приемной первого секретаря ждал сотрудник КГБ СССР из самой Москвы. На встречу мы, взволнованные, пошли вместе.
Гость оказался молодым человеком 23-25 лет, щегольски одетым во все белое – элегантный костюм, галстук, туфли – эдакий павлин в среднеазиатской глубинке. Казах из Москвы, сотрудник центрального аппарата КГБ СССР. Представившись, он попросил меня покинуть кабинет: говорить с первым секретарем райкома партии он намеревался наедине.
Такая наглость возмутила меня, я потребовал показать документы, на что молодой человек ответил мне целой отповедью: при направлении оперработника на серьезные и опасные задания, связанные с риском для жизни, документы обычно оставляются у руководства и вам это должно быть известно! Но я настаивал, и тогда он изменил тактику: стал требовать выйти уже первого секретаря. Я отверг и это, сказав, что от первого секретаря коммунистической партии у органов государственной безопасности нет секретов. Так мы несколько минут препирались, выкладывая друг перед другом идеологические козыри, пока «оперработник» вдруг не решил «раскрыться». Изменив тон, он доверительно сообщил, что на самом деле является старшим лейтенантом ОО КГБ СССР, в Казахстан прибыл по поручению руководства КГБ СССР, в частности начальника Особого отдела – для расследования факта изнасилования сотрудником РОВД дочери высокопоставленного работника райисполкома одного района Южно-Казахстанской области. Поскольку задание секретное, а дело щепетильное, все документы он оставил в Алматы у руководства КГБ КазССР.
Я уточнил, у кого именно, каких сотрудников комитета он знает, может ли дать телефоны, и он назвал несколько фамилий, одна из которых показалось мне знакомой.
Время было обеденное, вести детальный опрос в кабинете первого секретаря не представлялось возможным, и, воспользовавшись этим, я любезно объяснил «коллеге», что вынужден задержать его до выяснения личности, с чем он не менее любезно согласился, еще и похвалив меня за грамотные действия. Я позвонил дежурному РОВД и попросил направить двух сотрудников в кабинет первого секретаря для задержания и временного содержания в РОВД одного гражданина, предупредив, чтобы обходились с ним предельно вежливо и аккуратно. А к 2 часам пусть подойдут прокурор района и начальник РОВД, заключил я и повесил трубку. Каково же было мое удивление, когда на место немедленно прибыли два руководящих сотрудника РОВД, один в звании подполковника, другой – майора. Они решили, будто идут на задержание первого секретаря, поэтому не стали присылать рядовых исполнителей. Во время обеда первый секретарь страшно переживал и канючил, мол, ну зачем надо было задерживать его, не лучше ли принять как гостя, как бы чего не вышло впоследствии – в общем, испортил мне весь аппетит. После обеда в кабинете у начальника РОВД состоялось экстренное совещание с участием местных силовиков и прокурора района – я рассказал о случившемся, выдвинув версию, что это мошенник, и предложил разобраться. Тут следует учесть, что я среди районного начальства был самым молодым и пришлым, эдакой «темной лошадкой», к тому же представителем органа, которого в Союзе все боялись, поэтому меня как-то сторонились, остерегались. Мое предложение встретили без энтузиазма. Я видел, что остальные предпочли бы вместо разбирательства – мало ли что – встретить кагэбэшника из Москвы как дорогого гостя. Но тут в кабинет ввели задержанного, и он, к нашему изумлению, с порога, театрально припав на колени, со слезами на глазах буквально подполз к моим ногам с мольбой простить его, молодого и непутевого. Усадив все более интересного «гостя» на стул, мы предложили спокойно, без эмоций рассказать о себе и о том, что он преследует в нашем районе. И он начал рассказывать. Живет не в Москве, а в Алматы – учится на 2 курсе Алматинского мединститута, но является уроженцем Чимкента, в район приехал по поручению сотрудников КГБ КазССР для установления неких подозрительных лиц, проживающих в регионе. К первому секретарю райкома он зашел по собственной инициативе с целью восстановления справедливости в отношении секретаря парткома одного совхоза, якобы незаконно уволенного. Опять двадцать пять, но все сходилось: незадолго до этих событий в областной газете вышла статья с обвинениями первого секретаря нашего райкома в хозяйственных нарушениях и коррупции. Автора потом уволили, это был парторг. На дополнительные вопросы гость продолжал всячески намекать на свою связь с органами КГБ, которые могут подтвердить и его личность, и задание; сыпал фамилиями сотрудников и контактными телефонами. Выслушав признания, я отправил парня в соседний кабинет с просьбой изложить рассказанное в письменном виде. На всякий случай приставил к нему милиционера. Затем по настоянию прокурора и начальника РОВД мы проверили представленные телефоны КГБ в Алматы – на первый же звонок ответил человек с фамилией, указанной нашим гостем. Но выяснять подробности я не стал, только представился и сказал, что перезвоню позже по телефону из своего кабинета. Тогда, посчитав, что задержанный честно рассказал о своем пребывании в районе, коллеги из прокуратуры и милиции начали надсмехаться над непрофессионализмом КГБ, «агенты» которых при первом же случае колются и расшифровываются. И как-де при такой деятельности можно разоблачать иностранных агентов?! И все в таком духе. Но тут, прервав мое угрюмое молчание в ответ на колкости коллег, в кабинет вошел офицер с кучей бумаг. Он сообщил, что бумаги эти нашли в камере, где содержался задержанный, за отопительными батареями. И отдал их мне. Это оказались десятки объяснительных и жалоб, аккуратно написанных от руки простыми шариковыми ручками. Все на имя начальника Особого отдела КГБ СССР некоего генерал-полковника Корнилова В.В. Одна часть бумаг представляла собой заявления-жалобы на вымогательства и взятки руководителей хозяйств и организаций при назначении на должности, решении спорных конфликтов и много чего еще. Вторая – объяснительные от этих самых руководителей хозяйств и организаций, на которых жаловались, они полностью признавали свою вину и просили снисхождения в связи с раскаянием, прошлыми заслугами, преданностью родине и партии и в связи с тем, что «имею 7, 8, 9 детей»… Эти документы повергли в шок прокурора и начальника милиции, не сдержавшись, они невольно воскликнули: «О, если бы не Вы, Баке, то, возможно, и мы признались бы…» – так грамотно он смог получить и оформить многочисленные признательные показания от не последних людей области. Московско-алматинско-чимкентский Хлестаков каждый раз со слезами на глазах выдумывал и признавался в очередной истории, я уже отчаялся услышать настоящую, но она все-таки прозвучала и оказалась удивительной и закономерной одновременно. Готовый сценарий для кино, жизненного, реалистичного. Парень действительно был студентом мединститута, 23 года, в Чимкент приехал на летние каникулы к матери. На многочисленных торжествах люди – родственники, односельчане – за столом постоянно говорили о несправедливости, жаловались то на одного, то на другого руководителя: то директор совхоза вымогает взятку, то начальник на заводе не дает прохода; а некоторые, наоборот, хвастались, что добились чего-то, сделав подношение. Не знаю, в какой именно момент нашего студента осенило придумать свою аферу, но, сославшись на мифические связи в Москве, пообещав вернуть деньги, он убедил не одного, не двоих, а несколько десятков человек написать заявления с подробным изложением событий. Тем летом в этом районе произошло ЧП: сотрудник милиции изнасиловал дочь заместителя председателя райисполкома. Узнав об этом, студент явился к потерпевшему на работу и предложил услуги посредника, но пожилой, старой закалки коммунист, выгнал его – я в Москву не жаловался, а заявление моей дочери, как положено, рассматривается местной прокуратурой, – став единственным, кто не испугался «человека из Москвы» и не попался на удочку. Но наш герой не отступил, а в тот же день нагло попросился на прием к первому секретарю райкома, где представился сотрудником Особого отдела КГБ СССР из Москвы, мельком показал красную корочку и объяснил, что прибыл по поручению руководства разобраться с таким громким преступлением, как изнасилование дочери ответственного работника области, коммуниста сотрудником советской милиции. Разобраться направили именно его как этнического казаха.
Первый секретарь, не обратив никакого внимания на документ, тут же вызвал зампреда, отца потерпевшей, и распорядился оказать всяческое содействие сотруднику КГБ СССР.
Остальное после приказа первого руководителя района было делом техники. Целый месяц студент разъезжал на райкомовской «Волге» по районам Южно-Казахстанской области в сопровождении райкомовского ответработника, навещая в первую очередь тех крупных и мелких начальников, на которых у него имелся народный компромат в виде заявлений на листочках, вырванных из школьных тетрадей. Провинившиеся после представления сопровождающего человека из райкома вообще не требовали ни служебных документов, ни паспорта. Оставшись один на один с чимкентскими коррупционерами, студент для приличия сначала обсуждал с ними какую-нибудь тему, вел, так сказать, светскую беседу, а потом переходил к шантажу. Показывая заявления потерпевших, он грозился наказанием от имени КГБ СССР, но в ответ на предложение как-нибудь уладить дело за крупное вознаграждение довольно быстро соглашался. Но требовал написать признательные объяснительные, которые он, дескать, уничтожит в Москве при закрытии дела, ссылаясь на строгость процедур в центре. Затем, погостив от души у этого самого руководителя день-другой, он ехал уже в его сопровождении к следующей жертве, которая, также полагаясь на рекомендации уважаемого человека, не требовала никаких документов. Никому в этой карусели просто не приходило в голову спросить удостоверение личности и тем более позвонить в Москву, в КГБ с выяснением. Все были парализованы страхом, и ведь было от чего! Так за лето он исколесил весь край, объездил чуть не всех местных взяточников и коррупционеров, собирая дань, в отдельных случаях не отказываясь даже от обновок в виде костюмов, рубашек и других нарядов. Белый костюм, в котором он заявился к нам, тоже был из этого заработанного за каникулы гардероба. Между тем прокурор и начальник милиции завершили допрос мошенника, получили от него письменные объяснения и развели руками. Они не могли его задержать! Ведь заявлений от пострадавших не было, как то велит Процессуальный кодекс. Ну тогда я забрал все материалы и поехал к себе, в районный аппарат управления КГБ, а на следующий день доложил о случившемся областному руководству, которое, выслушав меня, изрядно повеселилось. Юный мошенник, хотевший наказать коррумпированных чиновников, явно всем нравился. А через неделю после отпуска вернулся начальник УКГБ по Чимкентской области генерал-майор Мустафин, которому кто-то успел что-то доложить: когда на совещании дошла очередь до меня докладывать об оперативной обстановке в своем районе, он стал настойчиво спрашивать: и это все? А я умолчал о мошеннике как о слишком малозначительном факте и, честно говоря, опасаясь насмешек от коллег и начальства. Но генерал проявлял настойчивость, и мне пришлось подробно рассказать ему о «госте из Москвы», «студенте» и «этническом казахе». Генерал тоже посмеялся, но потом, внезапно посерьезнев, спросил: «Где находится собранный компромат мошенника?» – «В сейфе лежит», – ответил я и получил приказ немедленно лично привезти документы в областной центр. Через неделю в Чимкенте в срочном порядке прошло расширенное бюро обкома, после которого ранним утром понедельника мне позвонил первый секретарь райкома, раньше никогда этого не делавший, и спросил, когда можно подойти ко мне в кабинет. Я возразил, что могу сам прийти, прямо сейчас. Секретарь райкома встретил меня более чем радушно, предложил чай и уже в начале беседы с нарочитым упреком спросил, почему я не сообщил ему о том, что поймал «шпиона»? Коротко рассказав о разгромном заседании обкома, он сообщил, что впредь будет приглашать меня на приемы с любыми незнакомыми посетителями. Как я понял, перед генералом Мустафиным стояла трудная задача: на его руках были признательные показания руководителей в собственных коррупционных преступлениях, передай эти дела в прокуратуру – и скандал получится громким, политическим, выйдя далеко за пределы области. Взвесив все «за» и «против», он показал материалы первому руководителю области, первому секретарю обкома партии, и они решили созвать расширенное заседание бюро обкома. В итоге все нижеподписавшиеся были наказаны или уволены. А студенту нашему повезло: никто из «пострадавших» так и не решился подать на него заявление, мотива для возбуждения уголовного дела у нас не было и, насколько я знаю, он благополучно закончил свой мединститут. Интересно, конечно, что стало с нашим Хлестаковым сегодня, ведь в наши дни его талант мог бы реализоваться в полной мере, с размахом.
Я уточнил, у кого именно, каких сотрудников комитета он знает, может ли дать телефоны, и он назвал несколько фамилий, одна из которых показалось мне знакомой.
Время было обеденное, вести детальный опрос в кабинете первого секретаря не представлялось возможным, и, воспользовавшись этим, я любезно объяснил «коллеге», что вынужден задержать его до выяснения личности, с чем он не менее любезно согласился, еще и похвалив меня за грамотные действия. Я позвонил дежурному РОВД и попросил направить двух сотрудников в кабинет первого секретаря для задержания и временного содержания в РОВД одного гражданина, предупредив, чтобы обходились с ним предельно вежливо и аккуратно. А к 2 часам пусть подойдут прокурор района и начальник РОВД, заключил я и повесил трубку. Каково же было мое удивление, когда на место немедленно прибыли два руководящих сотрудника РОВД, один в звании подполковника, другой – майора. Они решили, будто идут на задержание первого секретаря, поэтому не стали присылать рядовых исполнителей. Во время обеда первый секретарь страшно переживал и канючил, мол, ну зачем надо было задерживать его, не лучше ли принять как гостя, как бы чего не вышло впоследствии – в общем, испортил мне весь аппетит. После обеда в кабинете у начальника РОВД состоялось экстренное совещание с участием местных силовиков и прокурора района – я рассказал о случившемся, выдвинув версию, что это мошенник, и предложил разобраться. Тут следует учесть, что я среди районного начальства был самым молодым и пришлым, эдакой «темной лошадкой», к тому же представителем органа, которого в Союзе все боялись, поэтому меня как-то сторонились, остерегались. Мое предложение встретили без энтузиазма. Я видел, что остальные предпочли бы вместо разбирательства – мало ли что – встретить кагэбэшника из Москвы как дорогого гостя. Но тут в кабинет ввели задержанного, и он, к нашему изумлению, с порога, театрально припав на колени, со слезами на глазах буквально подполз к моим ногам с мольбой простить его, молодого и непутевого. Усадив все более интересного «гостя» на стул, мы предложили спокойно, без эмоций рассказать о себе и о том, что он преследует в нашем районе. И он начал рассказывать. Живет не в Москве, а в Алматы – учится на 2 курсе Алматинского мединститута, но является уроженцем Чимкента, в район приехал по поручению сотрудников КГБ КазССР для установления неких подозрительных лиц, проживающих в регионе. К первому секретарю райкома он зашел по собственной инициативе с целью восстановления справедливости в отношении секретаря парткома одного совхоза, якобы незаконно уволенного. Опять двадцать пять, но все сходилось: незадолго до этих событий в областной газете вышла статья с обвинениями первого секретаря нашего райкома в хозяйственных нарушениях и коррупции. Автора потом уволили, это был парторг. На дополнительные вопросы гость продолжал всячески намекать на свою связь с органами КГБ, которые могут подтвердить и его личность, и задание; сыпал фамилиями сотрудников и контактными телефонами. Выслушав признания, я отправил парня в соседний кабинет с просьбой изложить рассказанное в письменном виде. На всякий случай приставил к нему милиционера. Затем по настоянию прокурора и начальника РОВД мы проверили представленные телефоны КГБ в Алматы – на первый же звонок ответил человек с фамилией, указанной нашим гостем. Но выяснять подробности я не стал, только представился и сказал, что перезвоню позже по телефону из своего кабинета. Тогда, посчитав, что задержанный честно рассказал о своем пребывании в районе, коллеги из прокуратуры и милиции начали надсмехаться над непрофессионализмом КГБ, «агенты» которых при первом же случае колются и расшифровываются. И как-де при такой деятельности можно разоблачать иностранных агентов?! И все в таком духе. Но тут, прервав мое угрюмое молчание в ответ на колкости коллег, в кабинет вошел офицер с кучей бумаг. Он сообщил, что бумаги эти нашли в камере, где содержался задержанный, за отопительными батареями. И отдал их мне. Это оказались десятки объяснительных и жалоб, аккуратно написанных от руки простыми шариковыми ручками. Все на имя начальника Особого отдела КГБ СССР некоего генерал-полковника Корнилова В.В. Одна часть бумаг представляла собой заявления-жалобы на вымогательства и взятки руководителей хозяйств и организаций при назначении на должности, решении спорных конфликтов и много чего еще. Вторая – объяснительные от этих самых руководителей хозяйств и организаций, на которых жаловались, они полностью признавали свою вину и просили снисхождения в связи с раскаянием, прошлыми заслугами, преданностью родине и партии и в связи с тем, что «имею 7, 8, 9 детей»… Эти документы повергли в шок прокурора и начальника милиции, не сдержавшись, они невольно воскликнули: «О, если бы не Вы, Баке, то, возможно, и мы признались бы…» – так грамотно он смог получить и оформить многочисленные признательные показания от не последних людей области. Московско-алматинско-чимкентский Хлестаков каждый раз со слезами на глазах выдумывал и признавался в очередной истории, я уже отчаялся услышать настоящую, но она все-таки прозвучала и оказалась удивительной и закономерной одновременно. Готовый сценарий для кино, жизненного, реалистичного. Парень действительно был студентом мединститута, 23 года, в Чимкент приехал на летние каникулы к матери. На многочисленных торжествах люди – родственники, односельчане – за столом постоянно говорили о несправедливости, жаловались то на одного, то на другого руководителя: то директор совхоза вымогает взятку, то начальник на заводе не дает прохода; а некоторые, наоборот, хвастались, что добились чего-то, сделав подношение. Не знаю, в какой именно момент нашего студента осенило придумать свою аферу, но, сославшись на мифические связи в Москве, пообещав вернуть деньги, он убедил не одного, не двоих, а несколько десятков человек написать заявления с подробным изложением событий. Тем летом в этом районе произошло ЧП: сотрудник милиции изнасиловал дочь заместителя председателя райисполкома. Узнав об этом, студент явился к потерпевшему на работу и предложил услуги посредника, но пожилой, старой закалки коммунист, выгнал его – я в Москву не жаловался, а заявление моей дочери, как положено, рассматривается местной прокуратурой, – став единственным, кто не испугался «человека из Москвы» и не попался на удочку. Но наш герой не отступил, а в тот же день нагло попросился на прием к первому секретарю райкома, где представился сотрудником Особого отдела КГБ СССР из Москвы, мельком показал красную корочку и объяснил, что прибыл по поручению руководства разобраться с таким громким преступлением, как изнасилование дочери ответственного работника области, коммуниста сотрудником советской милиции. Разобраться направили именно его как этнического казаха.
Первый секретарь, не обратив никакого внимания на документ, тут же вызвал зампреда, отца потерпевшей, и распорядился оказать всяческое содействие сотруднику КГБ СССР.
Остальное после приказа первого руководителя района было делом техники. Целый месяц студент разъезжал на райкомовской «Волге» по районам Южно-Казахстанской области в сопровождении райкомовского ответработника, навещая в первую очередь тех крупных и мелких начальников, на которых у него имелся народный компромат в виде заявлений на листочках, вырванных из школьных тетрадей. Провинившиеся после представления сопровождающего человека из райкома вообще не требовали ни служебных документов, ни паспорта. Оставшись один на один с чимкентскими коррупционерами, студент для приличия сначала обсуждал с ними какую-нибудь тему, вел, так сказать, светскую беседу, а потом переходил к шантажу. Показывая заявления потерпевших, он грозился наказанием от имени КГБ СССР, но в ответ на предложение как-нибудь уладить дело за крупное вознаграждение довольно быстро соглашался. Но требовал написать признательные объяснительные, которые он, дескать, уничтожит в Москве при закрытии дела, ссылаясь на строгость процедур в центре. Затем, погостив от души у этого самого руководителя день-другой, он ехал уже в его сопровождении к следующей жертве, которая, также полагаясь на рекомендации уважаемого человека, не требовала никаких документов. Никому в этой карусели просто не приходило в голову спросить удостоверение личности и тем более позвонить в Москву, в КГБ с выяснением. Все были парализованы страхом, и ведь было от чего! Так за лето он исколесил весь край, объездил чуть не всех местных взяточников и коррупционеров, собирая дань, в отдельных случаях не отказываясь даже от обновок в виде костюмов, рубашек и других нарядов. Белый костюм, в котором он заявился к нам, тоже был из этого заработанного за каникулы гардероба. Между тем прокурор и начальник милиции завершили допрос мошенника, получили от него письменные объяснения и развели руками. Они не могли его задержать! Ведь заявлений от пострадавших не было, как то велит Процессуальный кодекс. Ну тогда я забрал все материалы и поехал к себе, в районный аппарат управления КГБ, а на следующий день доложил о случившемся областному руководству, которое, выслушав меня, изрядно повеселилось. Юный мошенник, хотевший наказать коррумпированных чиновников, явно всем нравился. А через неделю после отпуска вернулся начальник УКГБ по Чимкентской области генерал-майор Мустафин, которому кто-то успел что-то доложить: когда на совещании дошла очередь до меня докладывать об оперативной обстановке в своем районе, он стал настойчиво спрашивать: и это все? А я умолчал о мошеннике как о слишком малозначительном факте и, честно говоря, опасаясь насмешек от коллег и начальства. Но генерал проявлял настойчивость, и мне пришлось подробно рассказать ему о «госте из Москвы», «студенте» и «этническом казахе». Генерал тоже посмеялся, но потом, внезапно посерьезнев, спросил: «Где находится собранный компромат мошенника?» – «В сейфе лежит», – ответил я и получил приказ немедленно лично привезти документы в областной центр. Через неделю в Чимкенте в срочном порядке прошло расширенное бюро обкома, после которого ранним утром понедельника мне позвонил первый секретарь райкома, раньше никогда этого не делавший, и спросил, когда можно подойти ко мне в кабинет. Я возразил, что могу сам прийти, прямо сейчас. Секретарь райкома встретил меня более чем радушно, предложил чай и уже в начале беседы с нарочитым упреком спросил, почему я не сообщил ему о том, что поймал «шпиона»? Коротко рассказав о разгромном заседании обкома, он сообщил, что впредь будет приглашать меня на приемы с любыми незнакомыми посетителями. Как я понял, перед генералом Мустафиным стояла трудная задача: на его руках были признательные показания руководителей в собственных коррупционных преступлениях, передай эти дела в прокуратуру – и скандал получится громким, политическим, выйдя далеко за пределы области. Взвесив все «за» и «против», он показал материалы первому руководителю области, первому секретарю обкома партии, и они решили созвать расширенное заседание бюро обкома. В итоге все нижеподписавшиеся были наказаны или уволены. А студенту нашему повезло: никто из «пострадавших» так и не решился подать на него заявление, мотива для возбуждения уголовного дела у нас не было и, насколько я знаю, он благополучно закончил свой мединститут. Интересно, конечно, что стало с нашим Хлестаковым сегодня, ведь в наши дни его талант мог бы реализоваться в полной мере, с размахом.
Не забудьте подписаться на текущий номер