Врач-патологоанатом Айгуль Сапаргалиева открывает на Esquire.kz свою колонку, в которой будет рассказывать о своей работе, науке и природе человека
Моя профессия относится к вымирающей медицинской специальности в Республике, я – патологоанатом. И если бы кому-то в голову пришла идея создать «Красную книгу» медицинских профессий, то патологоанатомы лидировали бы в таком списке.
Сейчас только ленивый не знает, чем занимаются патологоанатомы. Многочисленные американские телесериалы и художественные фильмы внесли романтику в восприятие деятельности патологоанатомов. Ну вспомните хотя бы «Секретные материалы», где Дана Скалли - патологоанатом, или например, «Следствие по телу», где Меган Хант – тоже патологоанатом, и Беннет Омалу в «Защитнике» - патологоанатом, я уж не говорю о патологоанатоме Дональде Малларде из «Морской полиции».
Во всех этих фильмах патологоанатомы – самые умные герои, так как без них совершенно невозможно установить причину смерти и поставить окончательный диагноз. Без таких интеллектуальных героев, смотреть было бы абсолютно нечего. Все самые захватывающие сюжетные линии связаны с работой патологоанатомов, и зрителю приходится напряженно следить за мыслительным процессом патологоанатома, чтобы понять, по какой причине погиб киношный «герой» второго или третьего плана.
Все правильно, в нашей профессии главное – становить диагноз при жизни больного или после его смерти и поэтому моя работа связана с анализом операционного и биопсийного материала, медицинских документов, постоянным общением с врачами разных специальностей – терапевтами, хирургами детскими и взрослыми, акушерами и гинекологами и т.д и т.п.
Наверное, мало кто из моих коллег мечтал стать патологоанатомом с детства, да и в зрелом возрасте – это серьезный и не обычный выбор. Даже сейчас, проработав в своей специальности 40 лет, мне порой трудно объяснить своим студентам, почему у меня так и не пропал интерес сидеть в обнимку с микроскопом целыми днями и смотреть стекло-препараты.
Рассказать про свою профессию - то же самое, что рассказать про свою жизнь, ведь с этой профессией я росла, взрослела и старела…
Признаться, выбор специальности после завершения учебы в мединституте был для меня браком по расчету. В начале 80-х годов работа патологоанатома обещала массу приятных вещей, как-то: короткий рабочий день, хороший оклад и возможность выполнить кандидатскую диссертацию в Москве.
В конце 70-х система здравоохранения не испытывала дефицита в патологоанатомах, потому что была доплата за профессиональную вредность (из-за высокого риска инфицирования). Патологоанатомические отделения города были полностью укомплектованы кадрами. В те времена патологоанатомы из уст в уста передавали легенду, что на Западе им платят за непрестижность профессии. Те же кто действительно побывал за рубежом, рассказывали о западных коллегах, как о небожителях, относившихся к высшей касте сложной врачебной иерархии.
Мой брак по расчету с выбранной специальностью оправдался полностью.
Местом работы стала лаборатория патоморфологии научно-исследовательского института, местом учебы - кафедра патологической анатомии института усовершенствования врачей, да еще у лучшего педагога, ставшей потом еще и другом.
Учитель научила меня смотреть в микроскоп, узнавать ткани, ставить диагнозы.
Расчет оправдался и в отношении кандидатской диссертации, которую я выполняла в Москве в одной из лучших лабораторий патоморфологии Советского Союза. А в связи с тем, что моя диссертация была посвящена экспериментальному моделированию инфекционного процесса, то побочным продуктом научной деятельности стали полученные навыки работы с лабораторными животными, в гистохимической лаборатории и на электронном микроскопе. Более того, я познакомилась с ведущими специалистами огромной страны, которые щедро делились знаниями, демонстрируя на собственном примере в ходе многочисленных клинических конференций манеры поведения в научном сообществе. Так что возможностей умнеть было достаточно, и после моей защиты диссертации, научный руководитель с легким сердцем отпуская меня, сказал на прощание, что годы учебы в Москве не прошли зря, Казахстан получил подготовленного специалиста по патологической анатомии.
Но потом наступили непростые 90-е годы и многое поменялось. Патологоанатомы остались наедине с профессиональной вредностью и непрестижностью, и инфекциями, потеряв льготы. И профессия моментально потеряла свою привлекательность. Многие патологоанатомы уехали из страны, многие – бросили профессию в поисках лучших заработков.
А я осталась в профессии, хотя в тот момент казалось, что моя работа никому не нужна. Тем не менее я неожиданно поняла, что при всем былом расчете, это была любовь: мизерная зарплата не отвратила меня от профессии, мне все еще было невероятно интересно заниматься анатомией человека и трудно было представить себя бросившей все и бросившейся куда-то в поисках заработков. Я согласилась организовать лабораторию патоморфологии во вновь созданном научно-исследовательском институте и защитила докторскую диссертацию.
Так наверное бывает и в настоящих браках по расчету, когда именно в трудной ситуации один из супругов понимает, что любит по-настоящему. Я выбирала свою профессию, будучи прагматиком, а потом оставшись в ней в самые сложные годы, превратилась в романтика. Я люблю свою работу, и она отплатила мне за преданность, дав уже в новое время возможность для профессионального роста. Я побывала во многих городах Казахстана, увидела другие страны мира, участвовала в многочисленных научных конференциях и конгрессах. И по собственному научному проекту год работала профессором в департаменте патологической анатомии в Нью-Йорке, удовлетворяя свое исключительно научное любопытство в лучшей медицинской библиотеке на восточном побережье США.
Я получила опыт работы в американском университете и теперь могу уверенно сказать, что образ патологоанатомов, созданный в американских телесериалах полностью соответствует действительности. Они правда и умные, и знающие и даже лучше, чем придуманные герои в фильмах. Например, директор департамента патологической анатомии с одинаковым энтузиазмом мог обсуждать заинтересовавшую его статью в New Yorker, последнюю выставку в Бруклинском музее и биопсию почки, которую на днях он «ответил».
Но закончить придется не на такой уж мажорной ноте, закончу тем, с чего начала – патологоанатомов становится с каждым годом все меньше и меньше, и специальность просто умирает. А вместе с ней опыт целый пласт научных знаний об анатомии человека, без которых невозможно ставить правильные диагнозы больным. Когда-нибудь все это придется наверстывать. Поэтому пока не совсем поздно и живы еще последние могикане, я решила вести здесь свои врачебные записки – вдруг прочитав их, к нам в профессию придут романтики, и прагматики тоже, влюбленные в науку и загадку человеческого тела, а государство оценит по достоинству тяжелый труд и даст достойные зарплаты.
Не обычная концовка у меня получается, пожалуй: даешь достойные зарплаты патологоанатомам!
Айгуль Сапаргалиева
Моя профессия относится к вымирающей медицинской специальности в Республике, я – патологоанатом. И если бы кому-то в голову пришла идея создать «Красную книгу» медицинских профессий, то патологоанатомы лидировали бы в таком списке.
Сейчас только ленивый не знает, чем занимаются патологоанатомы. Многочисленные американские телесериалы и художественные фильмы внесли романтику в восприятие деятельности патологоанатомов. Ну вспомните хотя бы «Секретные материалы», где Дана Скалли - патологоанатом, или например, «Следствие по телу», где Меган Хант – тоже патологоанатом, и Беннет Омалу в «Защитнике» - патологоанатом, я уж не говорю о патологоанатоме Дональде Малларде из «Морской полиции».
Во всех этих фильмах патологоанатомы – самые умные герои, так как без них совершенно невозможно установить причину смерти и поставить окончательный диагноз. Без таких интеллектуальных героев, смотреть было бы абсолютно нечего. Все самые захватывающие сюжетные линии связаны с работой патологоанатомов, и зрителю приходится напряженно следить за мыслительным процессом патологоанатома, чтобы понять, по какой причине погиб киношный «герой» второго или третьего плана.
Все правильно, в нашей профессии главное – становить диагноз при жизни больного или после его смерти и поэтому моя работа связана с анализом операционного и биопсийного материала, медицинских документов, постоянным общением с врачами разных специальностей – терапевтами, хирургами детскими и взрослыми, акушерами и гинекологами и т.д и т.п.
Наверное, мало кто из моих коллег мечтал стать патологоанатомом с детства, да и в зрелом возрасте – это серьезный и не обычный выбор. Даже сейчас, проработав в своей специальности 40 лет, мне порой трудно объяснить своим студентам, почему у меня так и не пропал интерес сидеть в обнимку с микроскопом целыми днями и смотреть стекло-препараты.
Рассказать про свою профессию - то же самое, что рассказать про свою жизнь, ведь с этой профессией я росла, взрослела и старела…
Признаться, выбор специальности после завершения учебы в мединституте был для меня браком по расчету. В начале 80-х годов работа патологоанатома обещала массу приятных вещей, как-то: короткий рабочий день, хороший оклад и возможность выполнить кандидатскую диссертацию в Москве.
В конце 70-х система здравоохранения не испытывала дефицита в патологоанатомах, потому что была доплата за профессиональную вредность (из-за высокого риска инфицирования). Патологоанатомические отделения города были полностью укомплектованы кадрами. В те времена патологоанатомы из уст в уста передавали легенду, что на Западе им платят за непрестижность профессии. Те же кто действительно побывал за рубежом, рассказывали о западных коллегах, как о небожителях, относившихся к высшей касте сложной врачебной иерархии.
Мой брак по расчету с выбранной специальностью оправдался полностью.
Местом работы стала лаборатория патоморфологии научно-исследовательского института, местом учебы - кафедра патологической анатомии института усовершенствования врачей, да еще у лучшего педагога, ставшей потом еще и другом.
Учитель научила меня смотреть в микроскоп, узнавать ткани, ставить диагнозы.
Расчет оправдался и в отношении кандидатской диссертации, которую я выполняла в Москве в одной из лучших лабораторий патоморфологии Советского Союза. А в связи с тем, что моя диссертация была посвящена экспериментальному моделированию инфекционного процесса, то побочным продуктом научной деятельности стали полученные навыки работы с лабораторными животными, в гистохимической лаборатории и на электронном микроскопе. Более того, я познакомилась с ведущими специалистами огромной страны, которые щедро делились знаниями, демонстрируя на собственном примере в ходе многочисленных клинических конференций манеры поведения в научном сообществе. Так что возможностей умнеть было достаточно, и после моей защиты диссертации, научный руководитель с легким сердцем отпуская меня, сказал на прощание, что годы учебы в Москве не прошли зря, Казахстан получил подготовленного специалиста по патологической анатомии.
Но потом наступили непростые 90-е годы и многое поменялось. Патологоанатомы остались наедине с профессиональной вредностью и непрестижностью, и инфекциями, потеряв льготы. И профессия моментально потеряла свою привлекательность. Многие патологоанатомы уехали из страны, многие – бросили профессию в поисках лучших заработков.
А я осталась в профессии, хотя в тот момент казалось, что моя работа никому не нужна. Тем не менее я неожиданно поняла, что при всем былом расчете, это была любовь: мизерная зарплата не отвратила меня от профессии, мне все еще было невероятно интересно заниматься анатомией человека и трудно было представить себя бросившей все и бросившейся куда-то в поисках заработков. Я согласилась организовать лабораторию патоморфологии во вновь созданном научно-исследовательском институте и защитила докторскую диссертацию.
Так наверное бывает и в настоящих браках по расчету, когда именно в трудной ситуации один из супругов понимает, что любит по-настоящему. Я выбирала свою профессию, будучи прагматиком, а потом оставшись в ней в самые сложные годы, превратилась в романтика. Я люблю свою работу, и она отплатила мне за преданность, дав уже в новое время возможность для профессионального роста. Я побывала во многих городах Казахстана, увидела другие страны мира, участвовала в многочисленных научных конференциях и конгрессах. И по собственному научному проекту год работала профессором в департаменте патологической анатомии в Нью-Йорке, удовлетворяя свое исключительно научное любопытство в лучшей медицинской библиотеке на восточном побережье США.
Я получила опыт работы в американском университете и теперь могу уверенно сказать, что образ патологоанатомов, созданный в американских телесериалах полностью соответствует действительности. Они правда и умные, и знающие и даже лучше, чем придуманные герои в фильмах. Например, директор департамента патологической анатомии с одинаковым энтузиазмом мог обсуждать заинтересовавшую его статью в New Yorker, последнюю выставку в Бруклинском музее и биопсию почки, которую на днях он «ответил».
Но закончить придется не на такой уж мажорной ноте, закончу тем, с чего начала – патологоанатомов становится с каждым годом все меньше и меньше, и специальность просто умирает. А вместе с ней опыт целый пласт научных знаний об анатомии человека, без которых невозможно ставить правильные диагнозы больным. Когда-нибудь все это придется наверстывать. Поэтому пока не совсем поздно и живы еще последние могикане, я решила вести здесь свои врачебные записки – вдруг прочитав их, к нам в профессию придут романтики, и прагматики тоже, влюбленные в науку и загадку человеческого тела, а государство оценит по достоинству тяжелый труд и даст достойные зарплаты.
Не обычная концовка у меня получается, пожалуй: даешь достойные зарплаты патологоанатомам!
Айгуль Сапаргалиева