Секс, литература и казахи

A
adminPMG Автор
28 сентября 2019

На примере народных эпосов и классических художественных произведений Гульнур Жакимбай пытается понять, какой была сексуальная жизнь в казахской степи.

25e34a574ce75ddcb99b10d0c37daafb.jpg

Сексуальных сцен в классической казахской литературе неожиданно много. Причем сцен весьма откровенных и страстных. Но если смотреть от самых истоков – сказок, легенд и преданий, – то получается, что сексуальная жизнь у древних казахов была даже более свободной и насыщенной. Перечитав большое количество канонических произведений, берусь утверждать, что добрачный секс у кочевников не был редкостью, а девственность невесты не являлась таким уж обязательным условием.

Рождение казахского эпоса относят к 8-10 векам, времени, когда ислам еще не вошел прочно в жизнь кочевников и местная женщина отличалась относительной свободой и независимостью. Это доказывает само народное творчество, которое изображает несколько типов женщин: подругу-соратницу, советницу хана, правительницу рода, женщину-острослова и, наконец, женщину-воина. Что касается интимной жизни, то у кочевников не предусматривались женщины для развлечений, так называемых женщин легкого поведения не было как касты. По степному кодексу чести соплеменница могла стать в будущем только женой. Причем женщины степи зачастую сами выбирали мужчин, им не были свойственны робость и всепослушание. Они уделяли большое внимание искусству соблазнения, действуя тонко, продумывая каждый шаг.

«Она поняла — славой и красотой, богатством и хитростью не покорит она сердце Камбара. Только умом своим и смелостью добьется она счастья для них обоих»

— таковы мысли красавицы Назым в эпосе о Камбар батыре. Девушка смела и решительна, она первой делает шаг к батыру, открыто заявляя о своих чувствах, но все же по-женски, будто «передает поводья» ему: «Будь моим гостем, зайди в мою юрту, выпей свежего ароматного кумыса, утоли жажду. Предки говорили: «Дух выше плоти, а кумыс вкуснее любой еды». Вот золотая чаша, к которой пока не прикасались ничьи губы, возьми ее. И еще я хочу, чтобы ты знал: многих джигитов пленила моя красота, но для меня в этом мало проку. Я мечтаю о другом. Я надеюсь, что встречу в этой жизни любимого... Не знаю, понимаешь ли ты меня, и поэтому прошу — задержись на один вечер в моем ауле, мне еще многое нужно сказать тебе...».

Сексуальных сцен в эпосе как таковых нет, но автор часто вкладывает в уста своих героев слова, полные страсти и вожделения: «Красавица моя, чьи косы гуще пряжи шелковой и чьи глаза нежнее, чем у кроткой лани! Ты меня переживешь. О, как тосковали в темной ночи, когда был я в набеге, алые губы твои и белая грудь! Кого тебе ждать, чью лелеять судьбу, когда льва своего ты лишишься? Кто расстегнет на груди у тебя десять пуговиц, кто подложит твой локоть пухлый под голову, кто?..» (Ер-Таргын).

Казахи приобщались к интимной жизни очень рано. К примеру, Кобланды батыру, судя по легенде, едва исполнилось 6 лет, когда его женили на красавице Корткы. Но то батыр – обычные мальчики становились главой семьи в 14, девушек же выдавали замуж в 12-13 лет. Нередки были союзы между перевалившими за шестьдесят аксакалами и совсем еще юными десятилетними девочками. Старшие жены-байбише в такие моменты брали процесс в свои руки: они ложились спать рядом с токал, чтобы вовремя заметить наступление менструации. Это означало, что невеста готова лечь с мужем в постель. Традиция выдавать дочерей в столь юном возрасте частично сохранялась среди казахов до 40-х годов 20 века.

Но были и исключения. Например, Камбар батыру из одноименного казахского эпоса уже 18 лет – солидный возраст, а он все еще холост.

Сегодня некоторые поп-историки все чаще вполголоса говорят о том, что в те давние времена в степи были популярны добрачные половые связи. Один автор на сайте о казахских традициях пишет о любимой среди тогдашней молодежи игре «Дамбал тастау». В полной темноте девушки и парни, раздевшись, бросали в кучу мужские и женские трусы, а ведущий произвольно привязывал их друг к другу и каждой возникшей таким образом паре ставил условие. Те, кто не выполнял его, «приговаривались» к половому контакту. Вымысел это или нет, сейчас никто не скажет, у нас на слуху больше «приличные» национальные игры – «Ак-суйек» да «Орамал тастау», но даже их проводили обязательно глухой ночью. И у молодых людей, приглянувшихся друг другу, всегда была минутка, чтобы остаться наедине. Кроме того, простой анализ содержания казахского эпоса показывает, что мужчины частенько отбивали красавиц у своих соперников, то есть не гнушались их недевственностью. Никаких громких конфликтов на почве нецеломудренности женщин в сказаниях и легендах нет. Законы степи не допускали открытых встреч жениха и невесты, но, судя по народным сюжетам, молодые находили возможность преодолеть запреты.

Целомудренность Ауэзова и страсть Нурпеисова

Многое изменилось с приходом в казахские земли ислама. Роль женщины изменилась, и это хорошо описал Олжас Сулейменов: «Ислам, пришедший в Среднюю Азию с арабами, нарушил формулу династийного брака. Ислам низводит женщину до уровня рабыни. Жена — это одна из наложниц в гареме. Мусульманские правители не выдают своих дочерей замуж за неверных. Но сами охотно включают иноверок в свои гаремы, не придавая этому никакого политического значения. Жена — это добыча сильного. Дань поверженного». Если в суровой, аскетичной кочевой традиции женщина была не развлечением, но помощницей мужчины, в том числе в тяжелой работе, то в мусульманской она подательница наслаждения или инструмент для продолжения рода. И в сказаниях этого времени появляется много любовных конфликтов.

Девушки, не пожелав насильно навязанных родителями мужей, убегают с возлюбленными, что в большинстве случаев заканчивается трагедией: либо смертью влюбленных, либо смирением с горькой женской долей.

«Путь Абая» Мухтара Ауэзова рассказывает о времени, когда ислам окончательно утвердился и стал главной религией казахов. И хотя на автора влияли также законы соцреализма, интересно отмечать, как он старательно обходит интимные моменты. Речь всегда идет об идеальном чувстве. Физиологические подробности опускаются, в момент страстного поцелуя, как в советских фильмах, автор наводит камеру «на люстру», и разочарованному читателю приходится лишь догадываться: а было ли что-то? «Да разве можно забыть тебя, Тогжан?» – И Абай, подойдя к ней, взял ее нежную белую руку. Тогжан вздрогнула и застенчиво убрала руку. Долгий вечер связал два молодых сердца крепкими узами. Они ничего не требовали друг от друга: только видеться, только говорить.… Это было их первое свидание. Разговор не прерывался, казалось, словами они утоляли давнюю жажду и не могли напиться. Карашаш вернулась лишь под утро…». Скорее всего, дальше поцелуев там так и не дошло, а если дошло, то фантазировать как-то не получается.

Невозможно представить, чтобы Тогжан занималась любовью, кажется, что героиня для этого слишком неземная.

Другое дело трилогия Абдижамила Нурпеисова «Кровь и пот», пожалуй, самое смелое и правдивое описание женщины в патриархальном обществе начала 20 века. Счастливых женщин в этом романе нет, каждая получает свою долю страданий. Они целиком и полностью зависят от мужчины, часто навязанного им родителями, и оттого несчастны. Почти все они бунтуют: кто-то тихо, про себя, завидуя сопернице, а кто-то вступает в борьбу с судьбой в открытую. Роман изобилует интимными сценами, но обычно это порочная, запретная страсть. Вот ночь, когда главная героиня Акбала в отсутствие мужа изменяет ему с заклятым врагом – возлюбленным своей юности – Танирбергеном:

«Спичка погасла, в темноте мурза кинулся на Акбалу, грубо схватил ее, повалил, стал сильно целовать, царапая усами. Мурза жадно шарил в темноте по ее телу, шумно дышал, и Акбала вдруг почувствовала, что она хочет его, что он один ей дорог и нужен, и она так притянула его за шею, так прижалась, застонала, так приникла лицом к его голой груди, наслаждаясь мужским запахом, что только под утро успокоилась».

В романе необычно много женских измен, так или иначе своих мужчин обманывают все героини, причем в других случаях никакой любви, ни юношеской, ни зрелой уже нет. Только страсть, вожделение, физиология. Язык автора при этом меняется, он словно становится в позицию ироничного наблюдателя, подглядывающего в замочную скважину.

Жадный взгляд выхватывает интересующие его детали женских прелестей, слышит характерные звуки: «Переступив порог, Танирберген сначала не мог ничего разглядеть. Только слышно было, как в глубине юрты, там, где мрак был особенно густ, раздавалось учащенное дыхание. Потом молодая токал, кажется, заметила, что кто-то вошел, потому что сказала вдруг прерывистым голосом: – Эй, эй, бесстыжий…Что он делает, а? А ну вставай! …Солдат ничего не слышал, между тюками он и сам был как тюк, только судорожно дергающийся зад его — единственное место на его теле, которого не коснулось солнце, — белел в сумраке…Размахнувшись, он ударил солдата по затылку. Молодая токал взвизгнула. Темная струйка крови залила ей лицо и грудь, и, брезгливо отвернув голову, она выгнулась, сваливая с себя тяжелое, обмякшее тело. Узнав Танирбергена, она быстро подобралась, прикрыла подолом белые ляжки и хихикнула: – Здравствуй, деверек!»

Но это не распущенность – читая роман, понимаешь, что героини стали такими отчасти из-за мужчин. Почти все они выходили замуж не по любви, всю жизнь терпели унижения, и даже первая брачная ночь у них была больше похожа на  изнасилование.

«Но вот кто-то грузно зашагал к юрте….Осторожно переступая, он в темноте ощупью искал ее постель. Кенжекей свернулась в клубок, напряглась и прижалась к стенке юрты, обеими руками зажимая одеялом рот…Тяжело дыша, он нащупал наконец постель, стал раздеваться, скрипя сапогами, шурша одеждой. Не издав ни звука, он кинулся в глубь постели, к стенке, туда, где – он знал – притаилась она, и подмял ее под себя, больно выкручивая руки, расталкивая коленями ее ноги…».

Мужчины в романе предпочитают брать понравившихся женщин силой, не случайно автор несколько раз показывает, как туркмены, а затем и русские на завоеванной территории насилуют казашек, но вряд ли это шокирует.

Мужчины-казахи поступают также в первую брачную ночь, а затем, пресытившись добычей, ищут новых девушек для своих утех. Танирберген-мурза отмахивается от жаждущей близости байбише со словами: «Надоела, все ей мало, ненасытная!», а такие, как Тулеу, просто берут в жены другую, напрочь забыв о существовании первой в доме. И в момент, когда родной брат Калау решает также силой взять его старшую жену – Кенжекей, а та отбивается и просит помощи, он делает вид, что не слышит. Поэтому женщины в романе легко идут на измену (не считая истории с Акбалой и Еламаном): устав от холодности мужей, они ищут ласки на стороне.

В сценах с туркменами несколько женщин спокойно выбирают себе партнеров для ночных развлечений среди убийц собственных мужей, что кажется объяснимым. Это очень отличается от сюжетов казахских эпосов, где даже среди отрицательных героинь нет измен, женщины-возлюбленные там отличаются не только красотой и смелостью, но и верностью.

Время советской фригидности

1980-е годы можно назвать расцветом казахской литературы, в это десятилетие появляется целая плеяда замечательных писателей, через произведения которых прослеживаются дальнейшие изменения в отношениях между мужчиной и женщиной.

Роман Габита Мусрепова «Улпан ее имя» защитники фильма «Келин» рекомендовали как целый сборник пикантных сцен. Но с этой точки зрения произведение разочаровывает, единственная интимная сцена в романе – это процесс подготовки героини Шынар к первой брачной ночи.

«Шынар глубоко вздохнула и затаила дыхание. Она стащила и выбросила в прихожую ненавистные тяжелые сапоги. И шапка полетела туда же. И мокрые, заляпанные грязью мужские штаны, которые она ни за что и никогда больше не наденет! Ступни ног от воды стали белыми. Шынар – вся обнаженная – стояла посередине комнаты, распустив косы. Кого стесняться? На поясе остался красный̆ след – пройдет... На бедре – запекшиеся бурые точки: видно, расцарапала ночью. Шынар обтерла их полотенцем. Она с каким-то новым, незнакомым ей чувством рассматривала свое тело и любовалась им. Закинула руки за голову и потянулась. Сделала несколько шагов – из угла в угол. Скрипнула дверь, и голая Шынар мгновенно укрылась одеялом. Но это пришла мать…»

В восьмидесятые было модно писать исторические романы, знаменитая трилогия Ильяса Есенберлина «Кочевники», «Саки» Болата Джандарбекова были написаны в это время. В историческом романе авторы более раскрепощены, видимо, в другом временном пространстве они чувствовали себя более свободными, чем в настоящем. Кроме того, в те далекие, описываемые времена отношения между мужчинами и женщинами действительно строились легче, по взаимному согласию, без обязательств. Люди были свободны от стереотипов, которых тогда не существовало.

Роман Жандарбекова описывает события 6 века до н.э, здесь много крови, власти и секса. Томирис, царица массагетов, была смела и решительна не только на поле брани, но и в выборе сексуальных партнеров. Женщина здесь воительница, королева. Все, на чем остановился ее взор, вмиг должно было стать ее собственностью. В сексе она также госпожа, ее страсть ленива и уравновешенна.

«Томирис лежала навзничь, обнаженная. Слегка раздвинув ноги, закрыв глаза, раскинув руки. Бахтияр жадно оглядел белопенное тело и, обезумев от счастья, в звериной благодарности стал целовать грудь, живот, бедра... Царица вяло подняла руку. Вплела пальцы в густые кудри Бахтияра и потянула к себе...»

Более скупы казахские писатели в описании любовных переживаний, когда речь заходит о новом, советском времени, вероятно, сказывается модная идеологическая «стыдливость».

Но и здесь из оброненных фраз, действий и наблюдений героев можно составить портрет сексуальной жизни современников. В произведении Софы Сматаева «Чистые воды Карасу» автор с юмором описывает ночь тайного свидания наивного, чистого сердцем и душой героя Басера с будущей женой Майсарой. Вся сцена описана с присущим советскому времени очарованием юности и неопытности. Здесь уже нет характерных звуков, страстных поцелуев и обнаженных тел, только по финальной строчке: «Басер вышел из юрты только под утро и, счастливый, зашагал прочь» – понимаешь, что свидание состоялось.

Сафуан Шаймерденов в «Перелетных птицах» впервые обращает внимание на особенность поведения казашки в интимной жизни. Битабар, главный герой повести, после проведенной ночи с русской женщиной по имени Мария, приходит домой и вдруг осознает – как несексуальна его собственная жена! В его памяти всплывают обнаженные, ровные как скалки, белоснежные ноги бухгалтерши, ее жаркие руки… Жена же – проносится в голове мужчины – вечно сидит укутанная в какие-то лохмотья.

– Хоть бы скинула с себя все это! – с досадой говорит он. Но жена в испуге лишь отодвигается к стене.

Ну а позже, в девяностые, с развалом СССР, книжные полки уже заполнили тонны копеечных романов о любви с многочисленными, подробными эротическими сценами, но все они не «про нас». Что касается секса в работах современных казахстанских писателей, то он, безусловно, есть, но это тема для другого разговора.


Материал был впервые опубликован в 2017 году.
Ads zone