В издательстве «Альпина нон-фикшн» выходят воспоминания канадского астронавта, который провел 4000 часов в космосе. Esquire публикует отрывок из них, в которых Хэдфилд описывает Байконур.
[caption id="attachment_66518" align="alignnone" width="1024"]
Крис Хэдфилд, фото: disgustingmen.com[/caption]
Когда в декабре 2012 года мы покинули Звездный городок, чтобы отправиться в Казахстан, перед посадкой в самолет была обычная сумасшедшая кутерьма, но потом, уже в самолете, наступил момент спокойствия и умиротворения. Том, Роман и я направлялись из мрака и неопределенности подготовительного этапа в свет и ясность стартового дня: самолет был полон нашими планами, надеждами и мечтами, казалось, до них даже можно дотронуться. Когда мы начали снижаться, я смотрел вниз в иллюминатор, и открывшийся вид показался мне не слишком привлекательным. Сыр-Дарья темной полосой текла по бурой равнине, по которой были рассеяны низкие утилитарные многоквартирные дома, утыканные спутниковыми тарелками. Открывшийся пейзаж отличался полным отсутствием холмов и небольшим количеством деревьев. Это место выглядело точно так, как выглядит место, в котором падение ракеты не причинит никому неудобств и даже не привлечет внимания.
Байконур — это космодром; космические старты — его основная задача, смысл его существования, при этом в облике этого места нет ничего даже отдаленно похожего на блестящие футуристические образы космических портов.
То же можно сказать и о жизни в этом городе — сезонные экстремальные колебания температуры не способствуют яркой городской жизни. Летом здесь невыносимая жара, но мы прилетели в декабре, и было так холодно, что после нескольких минут пребывания на улице под ярким голубым небом на кончиках моих ресниц образовался иней. На окраинах Байконура через дыры в заборах бродили верблюды, а бездомные собаки выли, чувствуя приближение зимы. Было ощущение, что мы в городе-призраке, застывшем в советском прошлом и источающем запах истории, городе-хвастуне, лишенном фантазии. Дерево, посаженное Юрием Гагариным, первым человеком, побывавшем в космосе, тем не менее буйно разрослось на этой, в общем-то, бесплодной земле. В первый день моего пребывания там я испытывал чувство нереальности происходящего, отчасти потому, что сам город был немного странным, таинственным и загадочным, но в то же время скучным и неинтересным, но еще и потому, что меня ведь вообще могло здесь не быть. И только регистрация в гостинице «Космонавт» помогла мне наконец поверить, что все это происходит на самом деле. Хотя Байконур не может соперничать с мысом Канаверал в отношении туристических достопримечательностей, нужно отметить, что жилье для членов экипажа здесь оказалось намного просторнее: мне выделили целый номер с несколькими комнатами, в котором даже стояло массивное джакузи. Общая обстановка вызывала в памяти казенное обаяние просторного общежития колледжа. Астронавты и космонавты размещались в одном крыле здания, а вспомогательный персонал и инструкторы — в другом; в холле стояли столы для настольного тенниса и бильярда, внизу — серьезный спортивный зал и столовая. Все в гостинице было безупречно чистым (а на самом деле — стерильным: полы и стены ежедневно протирались специальным средством для удаления микробов), и еда — отличной (повара на кухне были помешаны на гигиене, так что не было даже малейшего шанса отравиться едой). На завтрак давали овсянку, йогурт, творог (так русские называют домашний сыр), омлет с красной икрой, хурму и мед, орехи, а из напитков — компот, кофе, чай и цикорий. На обед и ужин подавали разнообразные блюда — домашний суп, рыбу на гриле, котлеты, пельмени (русский вариант равиоли) или манты (турецкие клецки, фаршированные мясом), свежие овощи и приготовленный на заказ десерт. Стоило попросить шоколадное пирожное с орехами, и повара охотно приготовят свежую порцию, напичканную орехами и политую сверху шоколадным соусом. В первый полноценный день пребывания на Байконуре рано утром мы наконец-то отправились посмотреть наш «Союз» — настоящий корабль, тот самый, который доставит нас в космос. Прошлым летом мы встречались с делегацией конструкторов корабля, чтобы поднять традиционный тост за успех и дружбу: в бокалах при этом был символичный глоток ракетного топлива, которое, даже разбавленное водой, по вкусу — чистый керосин: просто ужасный вкус. Корабль, который был спроектирован и построен для нас, отличался от тренажера в Звездном городке; почти после каждой экспедиции конструкция корабля немного дорабатывается. Во время «примерки», то есть проверки и подгонки под наши габариты, мы провели почти час внутри корабля, одетые в скафандры «Сокол». Изучали, где действительно расположены выключатели и органы управления и сколько времени потребуется, чтобы выполнить ту или иную операцию. Мы были удовлетворены: корабль был надежным и знакомым. Оставшиеся дни в карантине прошли спокойно и безмятежно. Мы занимались делами, не требующими особых усилий, например, паковали личные вещи, которые хотели взять с собой в космос. Это не заняло много времени, так как «Союз» настолько мал, что дополнительный вес заметно влияет на баланс, на то, как он полетит; наши сумки для вещей были не больше набора для бритья. Мне удалось затолкать в свою сумку новое свадебное кольцо для Хелен, несколько памятных драгоценных украшений, наручные часы для моей дочери Кристин (я брал с собой в предыдущие полеты часы каждого из двоих моих сыновей), семейное фото для моих родителей, несколько гитарных медиаторов, украшенных эмблемой нашей «МКС-35», — все, что я мог раздарить потом друзьям в качестве космических сувениров. Во время пребывания в карантине мы продолжали физические тренировки, правда, очень осторожно, особенно после того, как один из российских управляющих повредил ахиллово сухожилие во время игры в бадминтон в спортзале. Я знал, что, случись подобное со мной, меня отправят в Хьюстон, а не на МКС. На этом этапе мой отъезд не станет очень большой проблемой для НАСА, так как мой дублер находился здесь же, в гостинице «Космонавт»; дублеры делают все то же самое, что и основной состав экипажа, вплоть до самых последних часов перед стартом. Для гарантии того, что шоу продолжится, даже если случится беда, два экипажа, основной и дублирующий, едут на Байконур в разных автомобилях. Просто на всякий случай. В нашем деле подготовка никогда не завершается, даже тогда, когда вы уже на МКС, правда, она заметно притормаживается в дни, предшествующие старту. Считается, что мы уже полностью готовы к полету — мы прошли все квалификационные тесты и еще в ноябре по традиции подписали книги в кабинете Юрия Гагарина. Так что на Байконуре мы приняли участие только в нескольких занятиях для того, чтобы кое-что освежить в памяти: например, мы разобрали некоторые выводы и заключения, сделанные по результатам предыдущих экспедиций, и попрактиковались в проведении стыковки «Союза» на портативном тренажере. В целом нагрузка была очень легкой и включала в себя такие мероприятия, как интервью для СМИ (которые мы давали на безопасной с точки зрения инфицирования дистанции). Еще мы подписывали бесконечные подборки фотографий экипажа. Кажется, их было столько, что хватило бы, чтобы раздать каждому жителю России. Пока резервная команда исследовала местные музеи (со всеми мерами предосторожности, поскольку все остальные люди воспринимаются как ходячие носители болезнетворных инфекций), мы оставались в заточении, читали книги и обсуждали преимущества вайфая (в то время на МКС все еще не закончилась эра медленного модемного интернета). По вечерам мы собирались и вместе с нашими инструкторами и помощниками отправлялись в баню, русский вариант сауны. После бани часто играли на гитаре и выпивали по глотку виски, как компания друзей со всего мира, объединенная общей миссией. Повседневная рутина и факторы стресса были исключены, чтобы мы смогли сосредоточиться — эмоционально, умственно и физически — на нашей экспедиции. Поначалу я чувствовал себя немного не в своей тарелке: после стольких лет обучения и тренировок формальные требования к нам вдруг стали очень незначительными, а сложные задачи исчезли. Освобожденный от повседневных обязанностей, таких как самостоятельное приготовление пищи и стирка — а ведь всем астронавтам приходится этим заниматься, если не дома, то по крайней мере в Звездном городке и в дороге, — я решил расслабиться и использовать эту возможность, чтобы собраться с мыслями. Мы с Романом и Томом собирались улететь на несколько месяцев и принять на себя вполне серьезные риски. Лучшее, что мы могли сделать для самих себя, — поразмышлять над этим фактом, чтобы укрепиться в уверенности: да, мы готовы выполнить поставленную задачу. Чем ближе к завершению был наш карантин, тем увереннее и сосредоточеннее я себя чувствовал. Сильно сомневаюсь, что у меня было бы такое же ощущение готовности, если бы мне сказали: «Отлично, тебе нужно появиться на Байконуре в среду утром. В космос отправишься в полдень». Наверное, весь день до старта я был бы занят беготней и различными делами, которые возникают у каждого перед поездкой: паковка вещей, оплата счетов, возвращение вещей из химчистки. Даже будучи высококвалифицированным специалистом, когда сроки поджимают и вы на всех парах приближаетесь к контрольной дате, обычно вы приходите к ней запыхавшимся, все еще перебирая в уме список дел, и не можете полностью сосредоточиться на предстоящей задаче. Вы можете достигнуть впечатляющих результатов, однако, скорее всего, добьетесь меньшего, чем могли бы, если бы не было спешки. В любом случае, когда к ситуации, требующей серьезного напряжения, я подхожу отлично подготовленным и абсолютно спокойным, то получаю дополнительное преимущество: я могу проживать каждый момент более осмысленно, более полно и могу предвидеть развитие событий вместо того, чтобы реагировать на них пост-фактум. Конечно, чтобы таким способом собраться с мыслями, нужна поддержка многих людей — им предстоит занять ваше место, пока вы будете недоступны в прямом или переносном смысле. Если вам не удастся понять и принять этот факт и вести себя соответственно, учтите, что вы создадите те самые конфликтные и спорные ситуации, которых следовало бы избегать, когда вам предстоит серьезное и важное испытание. Окружающие дадут вам отчетливо понять, что ваша преданность поставленной цели поразительно похожа на упрямый эгоизм. В течение первых нескольких лет моего пребывания в Хьюстоне я брался за любые поручения от НАСА и ККА, поэтому много времени проводил в дороге. Через какое-то время я начал замечать, что, когда я возвращался домой, меня перестали приветствовать как героя. Дети не бежали наперегонки к двери, чтобы поздороваться. Иногда даже казалось, что они не очень рады меня видеть, особенно если я напоминал им о манерах и правилах поведения. Хелен с удовольствием объяснила мне это загадочное явление. Она поделилась со мной с дипломатической тактичностью, на какую только была способна, что я так редко бываю дома, что моя семья научилась жить без меня. И она сама, и дети привыкли делать все по-своему, и на самом деле им уже не очень нравятся мои попытки отмотать время назад. Другими словами, я фактически стал гостем в собственном доме, и теперь мне нужно потратить довольно много времени, чтобы восстановить отцовские связи. А дальше она поинтересовалась, не боюсь ли я оказаться за бортом семейной лодки, беря на себя всю эту дополнительную работу. Действительно ли выполнение этой работы приближает меня к моим профессиональным целям? Или я просто привык говорить «да» работе и «нет» собственной семье? Похожий разговор у нас уже как-то раз состоялся, когда мы жили в Баготвилле. У нас было трое детей, самому старшему не было еще и пяти лет, а я тратил большую часть своих выходных на дополнительную военную подготовку. Хелен тогда поставила вопрос ребром: «Ты хочешь иметь семью или тебя интересует только карьера? Я буду счастлива дать тебе возможность иметь и то и другое, и я готова выполнять 90% домашних дел, пока снова не найду работу, но я не могу тащить на себе все». Она поддерживала мое добровольное участие в разных мероприятиях, но при этом самым настойчивым образом подталкивала меня к тому, чтобы я начал оценивать в каждом отдельном случае, необходимо ли мое участие в каком-то деле для профессионального развития или я берусь за него просто потому, что хочу. После этого разговора я пытался по-другому расставлять приоритеты и задумываться, как мои решения сказываются на отношениях с Хелен и моими детьми. В Хьюстоне мне пришлось снова перестроиться. Действительность жизни астронавта такова, что вы проводите в командировках примерно 70% своего времени и не можете сказать ничего определенного о собственном расписании, так что, когда у вас появляется дополнительное свободное время, вам приходится делать выбор, как это время провести, и этот выбор отчетливо показывает вашу признательность семье и желание их увидеть на их условиях от случая к случаю. Во время карантина, однако, не нужно притворяться, пытаясь найти баланс между работой и личной жизнью, — ваши семейные обязанности испаряются, и семейная жизнь отодвигается на самый край. В этом весь фокус. Наши с Томом семьи прибыли на Байконур вместе с личным составом ККА/НАСА за три дня до старта и остановились в отеле в двух шагах от апартаментов, в которых разместилась наша команда. Нам было разрешено встречаться с женами и детьми, но только по строгому расписанию и только после того, как их осмотрят врачи (и даже после этого нам рекомендовали соблюдать дистанцию вытянутой руки). Потребовалось обстоятельное согласование, чтобы моему брату Дэйву разрешили зайти на полчаса в наши апартаменты, и мы, сидя на безопасной дистанции в разных концах комнаты, смогли вместе поиграть на гитаре и записать песню. Дочери Тома Грэйс, которой было на тот момент 10 лет, даже не позволили находиться в одной комнате с отцом. Считается, что дети до 12 лет особенно подвержены инфекциям, слишком непослушны и своевольны для почти монашеского уклада жизни в карантине. Им позволяется общаться с астронавтами, сидящими в карантине, только через звуконепроницаемое стекло при помощи телефона. Хотя смысл карантина — защитить астронавтов, для наших семей это мероприятие определенно не из легких. Для начала им нужно добраться до нас, а в Казахстан не так-то легко попасть, только если вы не из Киргизии. Кроме того, они не только вынуждены полностью подчиниться нашему расписанию, но от них еще требуют следовать традициям, которые могут им показаться не особенно забавными. За день или два до старта, например, мы вместе с членами экипажа и родственниками пересматриваем «Белое солнце пустыни» — русский фильм, главный герой в котором чем-то напоминает Лоуренса Аравийского. При этом наши близкие могут быть вовсе не в восторге от своеобразной игры актеров. Для тех из нас, кому предстоит лететь в космос, подобные ритуалы нужны для того, чтобы взбодриться и следовать предсказуемому порядку дней перед стартом. А вот для наших семей эти традиции скорее дополнительная обязаловка — притом что они и так уже несут тяжкое бремя. Ведь мы не только бросили на наших жен все домашние и семейные дела, но еще и повесили на них ответственность за прием всех друзей и родственников, которые приехали нас провожать. В тот момент, когда мы направляемся к стартовой площадке, спокойные и сосредоточенные на своей миссии, наши супруги испытывают сильный стресс. Как сказал мой коллега Майк Фоссум: «Давайте честно признаем, наши мечты стали для них ночными кошмарами». Когда летали шаттлы, ситуация была еще более стрессовая. На мой первый полет в 1995 году мы с Хелен пригласили почти всех наших знакомых вместе с их знакомыми. В итоге собралось больше 700 гостей. «Эй, не хотите отпуск во Флориде? Запуск космического корабля и VIP-бейджики НАСА включены. Хотите? Продано!» Примерно за неделю до самого главного дня орда родственников и друзей высадилась на Кокоа-Бич во Флориде. Даже название этого места способствовало праздничному настроению отпуска, и все отлично проводили время, играя в гольф и гуляя по парку Диснея, резвясь на пляже и во всю предаваясь веселью, пока их друг и родственник астронавт пребывал в заточении. Конечно, мы хотели, чтобы все они отлично провели время, только вот лично моя роль ограничивалась тем, чтобы не погибнуть. Тогда как Хелен организовывала вечеринки, проводила бесконечные завтраки, обеды и ужины и другие мероприятия, давала одно интервью за другим («О да, я так горжусь им!»). Порядок дня превратился в непрекращающуюся тусовку; у людей, понятно, было праздничное настроение и желание общаться, и все они хотели быть как можно ближе к моей семье. Хелен буквально сбивалась с ног. Запуск на Байконуре в декабре 2012 г. прошел немного по-другому. Мне разрешили пригласить всего 15 человек, включая ближайших членов семьи. Кроме того, добраться туда через Россию, к тому же накануне Нового года, стоило очень дорого. Наши близкие друзья и члены семьи, плюс друзья и семья Тома, плюс сотрудники ККА и НАСА заняли гостиницу в Москве. Хелен и Анна, жена Тома, помогли с организацией пеших экскурсий по городу, давали рекомендации, в какой ресторан сходить, и отвечали на бесчисленные вопросы о том, что надеть, как добраться до станции метро и когда отправляется автобус в аэропорт. Хелен сказала мне, что все это походило на организацию большой свадьбы. Не хватало только жениха. Когда через несколько дней вся компания переместилась в Казахстан на древнем самолете, зафрахтованном НАСА, настроение стало еще веселее. Смена часовых поясов, мороз, который шокировал даже канадцев, и полное незнание языка были, очевидно, отлично компенсированы безумными ночами в злачных местах Байконура. Когда Хелен с детьми дружной толпой выбиралась из гостиницы, чтобы встретиться со мной и провести те один-два часа, которые нам дозволялось ежедневно проводить вместе, с каждым разом они приносили все более яркие и красочные истории о том, как прошедшей ночью наши благоразумные и работящие друзья и родственники превращались в тусовщиков, обожающих водку и имеющих склонность надевать чужие лифчики себе на голову на манер берета. Все очень весело проводили время, в том числе и Хелен, правда, ей еще пришлось испытать определенный стресс, связанный с организацией и обеспечением этих недельных каникул, и при этом переживать о том, что какое-то происшествие может отложить намеченный старт. При этом она не волновалась за меня, даже тогда, когда мы проверяли мое завещание. Она полагалась на то, что я буду внимателен к мелочам, как во время запуска, так и после. Кроме того, Хелен реалист: она знает, что космические исследования опасны, что исследователи космоса, бывает, погибают и лишнее волнение на этот счет ничего не изменит. Некоторые жены очень нервничают перед стартом, доводя себя до тошноты, но моя Хелен испытывала только приятное волнение, нарастающее по мере приближения дня запуска корабля, и причина была не только в том, что моя мечта превращалась в реальность. Конечно, была и гордость, и радость, что мне удалось добиться того, чего я хотел, но еще и чувство облегчения. Она была готова вернуться к своей обычной жизни и своим собственным приключениям.
Иллюстрации Евгения Баринова
Крис Хэдфилд, фото: disgustingmen.com[/caption]
Когда в декабре 2012 года мы покинули Звездный городок, чтобы отправиться в Казахстан, перед посадкой в самолет была обычная сумасшедшая кутерьма, но потом, уже в самолете, наступил момент спокойствия и умиротворения. Том, Роман и я направлялись из мрака и неопределенности подготовительного этапа в свет и ясность стартового дня: самолет был полон нашими планами, надеждами и мечтами, казалось, до них даже можно дотронуться. Когда мы начали снижаться, я смотрел вниз в иллюминатор, и открывшийся вид показался мне не слишком привлекательным. Сыр-Дарья темной полосой текла по бурой равнине, по которой были рассеяны низкие утилитарные многоквартирные дома, утыканные спутниковыми тарелками. Открывшийся пейзаж отличался полным отсутствием холмов и небольшим количеством деревьев. Это место выглядело точно так, как выглядит место, в котором падение ракеты не причинит никому неудобств и даже не привлечет внимания.
Байконур — это космодром; космические старты — его основная задача, смысл его существования, при этом в облике этого места нет ничего даже отдаленно похожего на блестящие футуристические образы космических портов.
То же можно сказать и о жизни в этом городе — сезонные экстремальные колебания температуры не способствуют яркой городской жизни. Летом здесь невыносимая жара, но мы прилетели в декабре, и было так холодно, что после нескольких минут пребывания на улице под ярким голубым небом на кончиках моих ресниц образовался иней. На окраинах Байконура через дыры в заборах бродили верблюды, а бездомные собаки выли, чувствуя приближение зимы. Было ощущение, что мы в городе-призраке, застывшем в советском прошлом и источающем запах истории, городе-хвастуне, лишенном фантазии. Дерево, посаженное Юрием Гагариным, первым человеком, побывавшем в космосе, тем не менее буйно разрослось на этой, в общем-то, бесплодной земле. В первый день моего пребывания там я испытывал чувство нереальности происходящего, отчасти потому, что сам город был немного странным, таинственным и загадочным, но в то же время скучным и неинтересным, но еще и потому, что меня ведь вообще могло здесь не быть. И только регистрация в гостинице «Космонавт» помогла мне наконец поверить, что все это происходит на самом деле. Хотя Байконур не может соперничать с мысом Канаверал в отношении туристических достопримечательностей, нужно отметить, что жилье для членов экипажа здесь оказалось намного просторнее: мне выделили целый номер с несколькими комнатами, в котором даже стояло массивное джакузи. Общая обстановка вызывала в памяти казенное обаяние просторного общежития колледжа. Астронавты и космонавты размещались в одном крыле здания, а вспомогательный персонал и инструкторы — в другом; в холле стояли столы для настольного тенниса и бильярда, внизу — серьезный спортивный зал и столовая. Все в гостинице было безупречно чистым (а на самом деле — стерильным: полы и стены ежедневно протирались специальным средством для удаления микробов), и еда — отличной (повара на кухне были помешаны на гигиене, так что не было даже малейшего шанса отравиться едой). На завтрак давали овсянку, йогурт, творог (так русские называют домашний сыр), омлет с красной икрой, хурму и мед, орехи, а из напитков — компот, кофе, чай и цикорий. На обед и ужин подавали разнообразные блюда — домашний суп, рыбу на гриле, котлеты, пельмени (русский вариант равиоли) или манты (турецкие клецки, фаршированные мясом), свежие овощи и приготовленный на заказ десерт. Стоило попросить шоколадное пирожное с орехами, и повара охотно приготовят свежую порцию, напичканную орехами и политую сверху шоколадным соусом. В первый полноценный день пребывания на Байконуре рано утром мы наконец-то отправились посмотреть наш «Союз» — настоящий корабль, тот самый, который доставит нас в космос. Прошлым летом мы встречались с делегацией конструкторов корабля, чтобы поднять традиционный тост за успех и дружбу: в бокалах при этом был символичный глоток ракетного топлива, которое, даже разбавленное водой, по вкусу — чистый керосин: просто ужасный вкус. Корабль, который был спроектирован и построен для нас, отличался от тренажера в Звездном городке; почти после каждой экспедиции конструкция корабля немного дорабатывается. Во время «примерки», то есть проверки и подгонки под наши габариты, мы провели почти час внутри корабля, одетые в скафандры «Сокол». Изучали, где действительно расположены выключатели и органы управления и сколько времени потребуется, чтобы выполнить ту или иную операцию. Мы были удовлетворены: корабль был надежным и знакомым. Оставшиеся дни в карантине прошли спокойно и безмятежно. Мы занимались делами, не требующими особых усилий, например, паковали личные вещи, которые хотели взять с собой в космос. Это не заняло много времени, так как «Союз» настолько мал, что дополнительный вес заметно влияет на баланс, на то, как он полетит; наши сумки для вещей были не больше набора для бритья. Мне удалось затолкать в свою сумку новое свадебное кольцо для Хелен, несколько памятных драгоценных украшений, наручные часы для моей дочери Кристин (я брал с собой в предыдущие полеты часы каждого из двоих моих сыновей), семейное фото для моих родителей, несколько гитарных медиаторов, украшенных эмблемой нашей «МКС-35», — все, что я мог раздарить потом друзьям в качестве космических сувениров. Во время пребывания в карантине мы продолжали физические тренировки, правда, очень осторожно, особенно после того, как один из российских управляющих повредил ахиллово сухожилие во время игры в бадминтон в спортзале. Я знал, что, случись подобное со мной, меня отправят в Хьюстон, а не на МКС. На этом этапе мой отъезд не станет очень большой проблемой для НАСА, так как мой дублер находился здесь же, в гостинице «Космонавт»; дублеры делают все то же самое, что и основной состав экипажа, вплоть до самых последних часов перед стартом. Для гарантии того, что шоу продолжится, даже если случится беда, два экипажа, основной и дублирующий, едут на Байконур в разных автомобилях. Просто на всякий случай. В нашем деле подготовка никогда не завершается, даже тогда, когда вы уже на МКС, правда, она заметно притормаживается в дни, предшествующие старту. Считается, что мы уже полностью готовы к полету — мы прошли все квалификационные тесты и еще в ноябре по традиции подписали книги в кабинете Юрия Гагарина. Так что на Байконуре мы приняли участие только в нескольких занятиях для того, чтобы кое-что освежить в памяти: например, мы разобрали некоторые выводы и заключения, сделанные по результатам предыдущих экспедиций, и попрактиковались в проведении стыковки «Союза» на портативном тренажере. В целом нагрузка была очень легкой и включала в себя такие мероприятия, как интервью для СМИ (которые мы давали на безопасной с точки зрения инфицирования дистанции). Еще мы подписывали бесконечные подборки фотографий экипажа. Кажется, их было столько, что хватило бы, чтобы раздать каждому жителю России. Пока резервная команда исследовала местные музеи (со всеми мерами предосторожности, поскольку все остальные люди воспринимаются как ходячие носители болезнетворных инфекций), мы оставались в заточении, читали книги и обсуждали преимущества вайфая (в то время на МКС все еще не закончилась эра медленного модемного интернета). По вечерам мы собирались и вместе с нашими инструкторами и помощниками отправлялись в баню, русский вариант сауны. После бани часто играли на гитаре и выпивали по глотку виски, как компания друзей со всего мира, объединенная общей миссией. Повседневная рутина и факторы стресса были исключены, чтобы мы смогли сосредоточиться — эмоционально, умственно и физически — на нашей экспедиции. Поначалу я чувствовал себя немного не в своей тарелке: после стольких лет обучения и тренировок формальные требования к нам вдруг стали очень незначительными, а сложные задачи исчезли. Освобожденный от повседневных обязанностей, таких как самостоятельное приготовление пищи и стирка — а ведь всем астронавтам приходится этим заниматься, если не дома, то по крайней мере в Звездном городке и в дороге, — я решил расслабиться и использовать эту возможность, чтобы собраться с мыслями. Мы с Романом и Томом собирались улететь на несколько месяцев и принять на себя вполне серьезные риски. Лучшее, что мы могли сделать для самих себя, — поразмышлять над этим фактом, чтобы укрепиться в уверенности: да, мы готовы выполнить поставленную задачу. Чем ближе к завершению был наш карантин, тем увереннее и сосредоточеннее я себя чувствовал. Сильно сомневаюсь, что у меня было бы такое же ощущение готовности, если бы мне сказали: «Отлично, тебе нужно появиться на Байконуре в среду утром. В космос отправишься в полдень». Наверное, весь день до старта я был бы занят беготней и различными делами, которые возникают у каждого перед поездкой: паковка вещей, оплата счетов, возвращение вещей из химчистки. Даже будучи высококвалифицированным специалистом, когда сроки поджимают и вы на всех парах приближаетесь к контрольной дате, обычно вы приходите к ней запыхавшимся, все еще перебирая в уме список дел, и не можете полностью сосредоточиться на предстоящей задаче. Вы можете достигнуть впечатляющих результатов, однако, скорее всего, добьетесь меньшего, чем могли бы, если бы не было спешки. В любом случае, когда к ситуации, требующей серьезного напряжения, я подхожу отлично подготовленным и абсолютно спокойным, то получаю дополнительное преимущество: я могу проживать каждый момент более осмысленно, более полно и могу предвидеть развитие событий вместо того, чтобы реагировать на них пост-фактум. Конечно, чтобы таким способом собраться с мыслями, нужна поддержка многих людей — им предстоит занять ваше место, пока вы будете недоступны в прямом или переносном смысле. Если вам не удастся понять и принять этот факт и вести себя соответственно, учтите, что вы создадите те самые конфликтные и спорные ситуации, которых следовало бы избегать, когда вам предстоит серьезное и важное испытание. Окружающие дадут вам отчетливо понять, что ваша преданность поставленной цели поразительно похожа на упрямый эгоизм. В течение первых нескольких лет моего пребывания в Хьюстоне я брался за любые поручения от НАСА и ККА, поэтому много времени проводил в дороге. Через какое-то время я начал замечать, что, когда я возвращался домой, меня перестали приветствовать как героя. Дети не бежали наперегонки к двери, чтобы поздороваться. Иногда даже казалось, что они не очень рады меня видеть, особенно если я напоминал им о манерах и правилах поведения. Хелен с удовольствием объяснила мне это загадочное явление. Она поделилась со мной с дипломатической тактичностью, на какую только была способна, что я так редко бываю дома, что моя семья научилась жить без меня. И она сама, и дети привыкли делать все по-своему, и на самом деле им уже не очень нравятся мои попытки отмотать время назад. Другими словами, я фактически стал гостем в собственном доме, и теперь мне нужно потратить довольно много времени, чтобы восстановить отцовские связи. А дальше она поинтересовалась, не боюсь ли я оказаться за бортом семейной лодки, беря на себя всю эту дополнительную работу. Действительно ли выполнение этой работы приближает меня к моим профессиональным целям? Или я просто привык говорить «да» работе и «нет» собственной семье? Похожий разговор у нас уже как-то раз состоялся, когда мы жили в Баготвилле. У нас было трое детей, самому старшему не было еще и пяти лет, а я тратил большую часть своих выходных на дополнительную военную подготовку. Хелен тогда поставила вопрос ребром: «Ты хочешь иметь семью или тебя интересует только карьера? Я буду счастлива дать тебе возможность иметь и то и другое, и я готова выполнять 90% домашних дел, пока снова не найду работу, но я не могу тащить на себе все». Она поддерживала мое добровольное участие в разных мероприятиях, но при этом самым настойчивым образом подталкивала меня к тому, чтобы я начал оценивать в каждом отдельном случае, необходимо ли мое участие в каком-то деле для профессионального развития или я берусь за него просто потому, что хочу. После этого разговора я пытался по-другому расставлять приоритеты и задумываться, как мои решения сказываются на отношениях с Хелен и моими детьми. В Хьюстоне мне пришлось снова перестроиться. Действительность жизни астронавта такова, что вы проводите в командировках примерно 70% своего времени и не можете сказать ничего определенного о собственном расписании, так что, когда у вас появляется дополнительное свободное время, вам приходится делать выбор, как это время провести, и этот выбор отчетливо показывает вашу признательность семье и желание их увидеть на их условиях от случая к случаю. Во время карантина, однако, не нужно притворяться, пытаясь найти баланс между работой и личной жизнью, — ваши семейные обязанности испаряются, и семейная жизнь отодвигается на самый край. В этом весь фокус. Наши с Томом семьи прибыли на Байконур вместе с личным составом ККА/НАСА за три дня до старта и остановились в отеле в двух шагах от апартаментов, в которых разместилась наша команда. Нам было разрешено встречаться с женами и детьми, но только по строгому расписанию и только после того, как их осмотрят врачи (и даже после этого нам рекомендовали соблюдать дистанцию вытянутой руки). Потребовалось обстоятельное согласование, чтобы моему брату Дэйву разрешили зайти на полчаса в наши апартаменты, и мы, сидя на безопасной дистанции в разных концах комнаты, смогли вместе поиграть на гитаре и записать песню. Дочери Тома Грэйс, которой было на тот момент 10 лет, даже не позволили находиться в одной комнате с отцом. Считается, что дети до 12 лет особенно подвержены инфекциям, слишком непослушны и своевольны для почти монашеского уклада жизни в карантине. Им позволяется общаться с астронавтами, сидящими в карантине, только через звуконепроницаемое стекло при помощи телефона. Хотя смысл карантина — защитить астронавтов, для наших семей это мероприятие определенно не из легких. Для начала им нужно добраться до нас, а в Казахстан не так-то легко попасть, только если вы не из Киргизии. Кроме того, они не только вынуждены полностью подчиниться нашему расписанию, но от них еще требуют следовать традициям, которые могут им показаться не особенно забавными. За день или два до старта, например, мы вместе с членами экипажа и родственниками пересматриваем «Белое солнце пустыни» — русский фильм, главный герой в котором чем-то напоминает Лоуренса Аравийского. При этом наши близкие могут быть вовсе не в восторге от своеобразной игры актеров. Для тех из нас, кому предстоит лететь в космос, подобные ритуалы нужны для того, чтобы взбодриться и следовать предсказуемому порядку дней перед стартом. А вот для наших семей эти традиции скорее дополнительная обязаловка — притом что они и так уже несут тяжкое бремя. Ведь мы не только бросили на наших жен все домашние и семейные дела, но еще и повесили на них ответственность за прием всех друзей и родственников, которые приехали нас провожать. В тот момент, когда мы направляемся к стартовой площадке, спокойные и сосредоточенные на своей миссии, наши супруги испытывают сильный стресс. Как сказал мой коллега Майк Фоссум: «Давайте честно признаем, наши мечты стали для них ночными кошмарами». Когда летали шаттлы, ситуация была еще более стрессовая. На мой первый полет в 1995 году мы с Хелен пригласили почти всех наших знакомых вместе с их знакомыми. В итоге собралось больше 700 гостей. «Эй, не хотите отпуск во Флориде? Запуск космического корабля и VIP-бейджики НАСА включены. Хотите? Продано!» Примерно за неделю до самого главного дня орда родственников и друзей высадилась на Кокоа-Бич во Флориде. Даже название этого места способствовало праздничному настроению отпуска, и все отлично проводили время, играя в гольф и гуляя по парку Диснея, резвясь на пляже и во всю предаваясь веселью, пока их друг и родственник астронавт пребывал в заточении. Конечно, мы хотели, чтобы все они отлично провели время, только вот лично моя роль ограничивалась тем, чтобы не погибнуть. Тогда как Хелен организовывала вечеринки, проводила бесконечные завтраки, обеды и ужины и другие мероприятия, давала одно интервью за другим («О да, я так горжусь им!»). Порядок дня превратился в непрекращающуюся тусовку; у людей, понятно, было праздничное настроение и желание общаться, и все они хотели быть как можно ближе к моей семье. Хелен буквально сбивалась с ног. Запуск на Байконуре в декабре 2012 г. прошел немного по-другому. Мне разрешили пригласить всего 15 человек, включая ближайших членов семьи. Кроме того, добраться туда через Россию, к тому же накануне Нового года, стоило очень дорого. Наши близкие друзья и члены семьи, плюс друзья и семья Тома, плюс сотрудники ККА и НАСА заняли гостиницу в Москве. Хелен и Анна, жена Тома, помогли с организацией пеших экскурсий по городу, давали рекомендации, в какой ресторан сходить, и отвечали на бесчисленные вопросы о том, что надеть, как добраться до станции метро и когда отправляется автобус в аэропорт. Хелен сказала мне, что все это походило на организацию большой свадьбы. Не хватало только жениха. Когда через несколько дней вся компания переместилась в Казахстан на древнем самолете, зафрахтованном НАСА, настроение стало еще веселее. Смена часовых поясов, мороз, который шокировал даже канадцев, и полное незнание языка были, очевидно, отлично компенсированы безумными ночами в злачных местах Байконура. Когда Хелен с детьми дружной толпой выбиралась из гостиницы, чтобы встретиться со мной и провести те один-два часа, которые нам дозволялось ежедневно проводить вместе, с каждым разом они приносили все более яркие и красочные истории о том, как прошедшей ночью наши благоразумные и работящие друзья и родственники превращались в тусовщиков, обожающих водку и имеющих склонность надевать чужие лифчики себе на голову на манер берета. Все очень весело проводили время, в том числе и Хелен, правда, ей еще пришлось испытать определенный стресс, связанный с организацией и обеспечением этих недельных каникул, и при этом переживать о том, что какое-то происшествие может отложить намеченный старт. При этом она не волновалась за меня, даже тогда, когда мы проверяли мое завещание. Она полагалась на то, что я буду внимателен к мелочам, как во время запуска, так и после. Кроме того, Хелен реалист: она знает, что космические исследования опасны, что исследователи космоса, бывает, погибают и лишнее волнение на этот счет ничего не изменит. Некоторые жены очень нервничают перед стартом, доводя себя до тошноты, но моя Хелен испытывала только приятное волнение, нарастающее по мере приближения дня запуска корабля, и причина была не только в том, что моя мечта превращалась в реальность. Конечно, была и гордость, и радость, что мне удалось добиться того, чего я хотел, но еще и чувство облегчения. Она была готова вернуться к своей обычной жизни и своим собственным приключениям.
Иллюстрации Евгения Баринова