Esquire публикует рассказ сингапурской писательницы Шарлин Тео, шортлистера берлинской литературной премии 2017 года
Ты напрягаешь живот, чувствуешь тошноту, жалость к себе, и тут замечаешь перчатку. Сначала ты не уверена и прищуриваешься. Говоришь себе, что это твое воображение рисует предмет в форме перчатки на голом полу. Гадаешь, может ли пищевая пленка, перетягивающая твое тело на уровне солнечного сплетения, сжать так, что кровь вдруг начнет течь в другую сторону.
Ты сидишь, соображая, еще несколько секунд. Это действительно перчатка. Скользишь задницей по дорогому скандинавскому стулу, за который сражалась вместе с Хабби. Цвет – серый тюлень, угольнее не бывает. Хабби привел убедительный довод – этот стул не стоил тех бешеных денег, на нем и сидеть-то было неудобно. Он всегда готов ввязаться в спор по поводу цены. Дело, естественно, не в деньгах, говорит он, дело в принципе.
Ты наклоняешься, чтобы поднять перчатку. Она черная, как вороново крыло, сшита из тонкого полиэстра. Ты знаешь, чья она. Представляешь себе, как владелица сбрасывает ее с птичьей грацией, которой ты терпеть не можешь/завидуешь, а сама репетируешь без свидетелей. Поднимаешь винный бокал, прикладываешь кисть для румян – снова и снова, но сделать это так элегантно, как у нее, не выходит. Она переехала в ваш дом полгода тому назад. Ее зовут Чун Ли, как принцессу из «Звездных войн», но без этих нелепых кос-ватрушек на голове. Вместо этого ее лицо походит на сваренное вкрутую яйцо. Мягкие черты. С виду смышленная – шестерка по десятибалльной. Но есть в ней еще что-то чистое, незаполненное, шелково-каменное, какая-то особая восприимчивость, свойственная молодости. Мужчины от этого теряют голову. Естественно. Это как с одеждой. Новая блузка всегда будет лучше стираной, купленной три года тому назад.
Ты примеряешь перчатку. Маловата.
Чун Ли профессиональная модель рук. Первый раз, когда она промямлила, чем зарабатывает на жизнь, ты от удивления подняла брови. В конце концов, ты домохозяйка, и, возможно, это не провоцирует на насмешки со стороны лишь потому, что это настолько банально. Она везде появляется в тонких, как чулки, перчатках – бережет свой инструмент.
Когда она говорит, всегда чудно жестикулирует. Она живет на вашем с Хабби этаже и вы делите лифт, но тебе никогда не пришло бы в голову позвать ее в гости.
«Иногда люди как-то странно на меня смотрят», – сказала она однажды, когда вы вышли к главному входу кондоминиума. «Эти перчатки привозят из Японии, – сказала она. – Они очень тонкие, и даже в такую погоду в них совсем не жарко. Кожа остается мягкой». В подтверждение она подняла вверх ладони. Выглядело это так, будто она сдается грабителю банка.
Ты внимательно обнюхиваешь перчатку, как ищейка. Чувствуешь терпкий запах моря и секса. Не так ли пахнут выделения Хабби? Последний раз был так давно; не так-то просто вспомнить. И тебе становится радостно/грустно, больше грустно. Ты держишь перчатку подальше от лица большим и указательным пальцами, как криминалист-патологоанатом из телевизора. Пока идешь на кухню и кладешь ее на стойку, ты уже на девяносто девять процентов уверена, что между Чун Ли и Хабби что-то есть. Как правило они предпочитают бизнес-отели, но осквернить домашний очаг – это ведь особые ощущения. Возможностей у них было предостаточно. Дни, проведенные в спа-салонах, на процедурах по детоксу и дефибрилляции, в гостях у сестры. Интересно, как деликатно они трахаются? Она держит руки на весу? Применение их в деле исключено? Фелляции без захвата. Миссионерская поза с раскинутыми в стороны руками, лепящими безруких снежных ангелочков в хлопковых укреплениях твоей кровати? Это твоя гребаная кровать, и ты аж синеешь от злости.
*
На прошлой неделе ты опять ездила к младшей сестре. Она живет в Куала-Лумпуре. В аэропорту случился фурор. Стоя у ленты выдачи багажа, ты вздохнула при мысли о глупой одержимости, заставляющей людей шуметь при виде знаменитости. В прошлый раз, когда ты прилетала, движение в транзитной зоне было затруднено каким-то тайваньским R&B-исполнителем в приспущенных штанах.
Когда ты села к сестре в машину, она сообщила, что прямо в здании аэропорта убили брата Ким Чен Ына. Стояли машины скорой помощи и каталки. Щелкали затворы камер. Ее глаза светились переживанием драмы. Тебе было наплевать, ты не следила за политикой – просто какие-то люди без конца трещат в ящике, кроме того ты никогда не встречала ни Ким Чен Ына, ни его обожавшего Диснейленд и ныне покойного брата. Сестра же просто сияла, и казалась счастливее, чем обычно.
«Ты что, влюбилась?» – спросила ты.
«Нет, я просто взволнована. И я только что начала курс. Обертывание для похудения. Патентованный и усовершенствованный метод. В состав входит энзим липаза – он проникает под кожу и разрушает жировую ткань».
Твоя сестра, естественно, молчала. Но это было закодировано в подчеркнуто деликатном обращении со мной за ужином и при любых упоминаниях пищи: любой скажет, что ты набрала лишние килограммы. Это случилось в несколько легких, шокирующих скачков: молнии на бед- рах начинало заклинивать, чесучовые топы упорно отказывались вместить тебя. Это единственный случай в жизни, когда изобилие – это что-то нехорошее. Ты начинаешь чувствовать себя неуклюжей абсолютно во всем. И уже неважно, как ты накрасилась, сколько крема La Mer размазала по лицу или каких пищевых добавок наглоталась – ты уже не выглядишь, как раньше. «ПРЕДОТВРАЩАЕТ ВОЗРАСТНЫЕ МОРЩИНЫ» – вопит этикетка на твоей ночной сыворотке, но признаки старения налицо, и с каждой секундой их больше.
В пору расцвета твоей девичьей красы мужчины смотрели на тебя так, словно были готовы тебя сожрать. Огонь в их глазах пугал/радовал, больше радовал. Ты ходила в самый элитный бар в центре города, потому что там собирались юристы и банкиры. Это было еще в аналоговую эпоху, когда телефоны не использовались в качестве призывных маячков для секса, любви и всего прочего. В Kaybo, самом элитном баре (с тех пор закрытом), Хабби уверенно подошел ко мне с бокалом Prosecco Martini, хотя ты уже подвыпила и расслаблялась в компании ничем не выдающихся персонажей, и был так хорош, что это решило все. Он был настолько хорош, что ты даже по- думала, что так не бывает, и ты до сих пор иногда улавливаешь отблески/обрывки этой его «хорошести», но теперь их заслоняет гул неудач, слов, похожих на выдохшееся Prosecco, застрявших в горле, разговоров, которые либо резко обрывались, либо перерастали в ссору. Ты превратилась в никем не любимое клише, и встречные мужчины видят истекающий срок годности твоего лица, подбородка, дряблую нерожавшую талию, и отводят взгляд. Время так, мать его, предсказуемо. Страсть нашей ранней поры с Хабби остыла до тихих вечеров – рты и одежда застегнуты на все молнии, мы уткнулись в айпады, перед сном приняли по шесть пищевых добавок, запив стаканом минеральной воды.
«Как у тебя дела с Чонг Киат?» – спрашивает сестра.
«Хорошо. Не жалуюсь». «А у тебя что? Тебе надо кого-нибудь найти. Тебе почти 32».
«Ты всегда заводишь этот разговор, – говорит сестра. – Мне уже почти 34, если что. Не всем нужна пара, чтобы чувствовать себя полноценно. Вот ты чувствуешь себя полноценно?»
Она многозначительно на тебя посмотрела. В конце концов, это ты приезжаешь, часто предупреждая в самый последний момент, чтобы пройти комплекс спа-процедур и поужинать сашими. Это ты привозишь ей завернутые в салфетки твердые упаковки с аксессуарами Coach и Lanvin, хотя она вполне может купить их сама.
Сестра удовлетворяет самые насущные и неотложные потребности с помощью мобильного приложения. Так теперь делают почти все. Называется оно (незатейливо) Findr. Люди пользуются им, чтобы находить партнеров для свиданий, попутчиков в такси, а также для приобретения услуг, товаров, получения экспертных ответов, которых не найдешь в Интернете. Она показывает тебе обманчиво простой интерфейс. «Есть и другие недостатки, – говорит она. – Контрабанда, всякие двинутые извращенцы». «Дай посмотреть», – говоришь ты. «Да нет, это надо забираться глубже. Сейчас я здесь исключительно нахожу и трахаю фотографов», – она показывает список совпадений. Мужчины с хорошим вкусом делают ей интимные сексуальные фото, которые она потом использует в этом же приложении, генерируя закольцованный поток безупречных отзывов, такая самоподдерживающаяся экосистема. У них у всех похожие, ничего не выражающие лица.
*
Ты едешь по скоростной магистрали в Сингапуре и встаешь в пробке. Думаешь о слове «пробка» и представляешь, как плотный поток машин готов с пеной рвануть вперед, как пузырятся банальные разговоры в такси между людьми, застрявшими в ползущих серых очередях. От пищевой пленки, обтягивающей живот, тебе жарко и немного тошно. Надеешься, что эфирные масла под пластиком делают свое дело. Через лобовое стекло в тебя врезается солнечный свет. Ты чувствуешь, что можешь умереть прямо здесь, как картофелина в мундире, спечься в собственном лексусе. Ты сосредотачиваешься на отблесках света в дисках окружающих машин, потом взгляд дрейфует к рукам на рулевом колесе. Ручки совсем не плохие. С виду нисколько не постарели. Ты с десяти лет увлажняешь их кремами. Блестит обручальное кольцо. Поток дергается сантиметров на десять вперед. Справа над магистралью нависает большое цифровое табло с медленно сменяющимися рекламными баннерами. Загорается реклама йогурта с пробиотиками. В правой женской руке баночка с йогуртом, в левой – серебряная ложечка. Ты никогда не видела рук Чун Ли без перчаток. Тон ее кожи такой же персиковый, как цвет персиков в Photoshop? Йогурт сменяется рекламой дорогих брильянтов. Тонкие кремового цвета руки демонстрируют кольца на фоне матовых красных губ. Руки двигаются по неестественным извилистым траекториям. Кольца нахлобучены на каждый палец как будто по воле случая. По всему городу отбеленные ручки позируют, прихорашиваются, продают. Музыкальные ручки. Ручки-лютики. Безуспешно пытаешься представить, как Чун Ли протягивает руки к Хабби. Он на ее фоне выглядит слишком грубым, нескладным, тело его как корнеплод, забытый в глубине кладовки. Мой корнеплод. В моей кладовке.
Ты морщишься, включаешь радио и смотришь вперед на дорогу. Диктор начинает рассказывать о Ким Чен Наме, убитом недотепе-братце. Он был ликвидирован с помощью самого токсичного в мире нервно-паралитического яда, который распылили ему в лицо или капнули на носовой платок. Точных сведений пока нет. Ты вспоминаешь, как когда-то играла с сестрой в лесочке за родительским пригородным домом. Она воображала себя отважным первооткрывателем, а ты была покусанной москитами принцессой. Облеченная властью старшей сестры, ты заставляла ее есть сорванные тобой листья. Ты тайно желала, чтобы она проглотила диффенбахию – в школе учили, что это распространенное растение может на несколько дней лишить человека речи. Ей было пять с половиной, а тебе одиннадцать, и она исполняла твои приказания. Но то ли тебе так и не удалось отыскать правильное растение, то ли она была непрошибаема, так как болтать она ни на миг не перестала.
Когда ты снимаешь пленку для обертывания, у нее желтоватый оттенок цвета мокроты, и на мгновение даже во взгляде специалиста появляется отвращение. Ты сожгла по полсантиметра на руках, сантиметр на правом бедре, чуть больше на левом, три сантиметра на талии. Приятно утвердиться в мысли, что тебя стало меньше, а значит, меньше повода для беспокойства. Специалист ставит тебе новую пленку. Ты поскрипываешь, шагая по парковке к машине. Звонишь сестре, но она не берет; наверное, на совещании.
Придя домой, ты распаковываешь беспроводную скрытую камеру и устанавливаешь ее за рамкой с вашей с Хабби фотографией из медового месяца. Как в кино про шпионов, она идеально спряталась за солнечными профпригодными улыбками из вашего прошлого. На этой неделе ты снова летишь к сестре. Она сказала, что занята, но ты все равно найдешь, что купить в изрытых магазинами торговых центрах, или посмотреть по телевизору в ее безупречной квартире. Ты на-деешься, что Хабби и Чун Ли трахнутся на вашем скандинавском стуле, пока тебя не будет; это как раз то, что он обязательно сделал бы тебе на зло.
*
Занятия гимнастикой для тебя – невыносимое мучение. Специалист сказал снять пленку через 12 часов, но ты носила ее больше суток. Под одеждой чувствуется приятная мокрая упругость. Ты – чистые мышцы, замаринованные в морской соли и эфирных маслах. Ты –сексуальный и сильный морской котик. От тебя воняет сыростью, но ты чувствуешь, что это как будто выходят токсины. Наклоняясь и делая растяжку рядом с женщиной постарше, ты замечаешь как она морщится от испускаемой тобой вони.
Ты тянешься вперед к далеким и коротким пальцам ног. Настроение меняется. Удовлетворение собой молниеносно замещается отвращением. Ты не можешь поверить, насколько же ты тяжела, как болезненно и неподатливо твое тело. Твой вес оскорбителен. Ты не заслуживаешь называться человеком. Ты должна была родиться муравьем, шныряющим повсюду в поисках крошек хлеба и сахара. Инструктор ставит электропоп, и ты понимаешь, что дико хочешь жареной курицы.
Первый вечер после выходных у сестры вы с Хабби игнорируете друг друга перед сном. Ты поворачиваешься к нему. Хабби некрасив, и красавцем никогда не был. Кажется, что это уже совсем не тот человек, на которого ты смотрела и думала: «Я бы могла тебя любить». Он высок для сингапурца. Держится с достоинством, но все равно выглядит как мужлан в этих очечках на носу, листая на планшете страницы FT. Ты изучаешь его покатые плечи, думаешь о том, что не знала его, когда он был моложе тридцати, и в этот момент редкой/непотребной нежности он ловит твой взгляд и прищуривается.
«Лицо, – говорит он. – Оно отваливается».
Ты поднимаешь руку к правой щеке, подцепляешь покрытым шеллаком ногтем краешек и тянешь. «Это сужающая поры отшелушивающая маска», – отвечаешь ты. Ты держишь в руке маленький саван мертвых клеток. Остальное приходится отрывать по кусочку. Он снова смотрит на экран. Наверное, думает о загадочной и стройной Чун Ли, которую отделяет от него всего лишь одна загнанная жена и четыре стены. Она – идеальная волнующая новелла, а ты многословный и нудный роман. Чуть раньше сегодня я проверила запись, просмотрела на большой скорости. Все, что я обнаружила, это как Хабби бросил ключи на журнальный столик и прошагал на кухню, а позже уборщица-филиппинка протянула по ковру шнур от пылесоса и забегала из комнаты в комнату.
*
Следующим вечером вы с Хабби входите в лифт, и за секунду до закрытия дверей раздается тоненький голосок. Ты жмешь на кнопку, чувствуешь выброс адреналина. Заходит Чун Ли. Краснеет. Она, как всегда, в перчатках. На ней темно-синее свободное платьице. Она выглядит очень опрятно. Ты не видела ее несколько недель.
Привет, она кивает и улыбается нам обоим. Хабби жизнерадостно улыбается в ответ и утыкается в телефон. Пока мы едем вниз на парковку, он ни разу не поднимает взгляд. Ты тоже молчишь, хотя твое сердце не на месте. Как здорово у них получается притворяться, что ничего не происходит. Чун Ли смотрит в пол, скрестив руки перед собой. Когда звучит звонок и двери открываются, Хабби делает шаг назад, и она выходит первой. Кивает и улыбается на прощанье. Когда она уже не может нас слышать, я говорю Хабби, что давненько не встречала Чун Ли. «Думаешь, она была на съемках за границей?» «Я и не заметил», – отвечает Хабби. Это именно то, что ты ожидала. Он игнорирует вторую часть вопроса и достает ключи от машины.
*
Ты устанавливаешь Findr. Сам факт его установки уже воспринимается как что-то незаконное. Сестра была права. Если копнуть поглубже, можно найти что угодно. А копаешь ты на удивление хорошо. Утром ты останавливаешься на заправке напротив колонки с неосвинцованным бензином. Парень появляется в окне и машет тебе рукой, как будто вы старые друзья. Он садится в машину, ты трогаешься и встраиваешься в правую полосу. Его с виду безобидное лицо сплошь покрыто шрамами от оспы, и выглядит он не старше двадцати одного года. Ты передаешь ему пачку хрустящих банкнот над рычагом переключения передач и получаешь взамен обернутую полиэтиленом в три слоя сумку. Он закрывает дверь и уходит, и ты даже не успеваешь сказать спасибо. Ты аккуратно помещаешь сумку в бардачок.
По пути домой ты чувствуешь как сантиметры и килограммы тают на твоих боках, бедрах и дрожащих руках. И это не просто уловка рекламщиков. Ты и вправду таешь, становясь легче. На перекрестке ты ждешь зеленый свет и репетируешь, как будешь ругаться с Хабби. Что есть у Чун Ли чего нет у меня, кроме того что она молодая модель, моложе/и модель? Ты мысленно орешь на Хабби. Как же театрально! Бред какой-то! Ты представляешь, как тебе становится наплевать, слышат ли вас соседи. Ты жмешь на газ и с ревом уносишься вперед. Ты потеешь как зажаренная до хрустящей корочки утка. Слышишь как в бардачке что-то перекатывается. В завернутой сумке лежит пузырек с разбавленной азотной кислотой. Когда ты будешь дома, ты найдешь способ намочить ей пару перчаток Чун Ли. И вскоре поутру она наденет их спросонок по привычке, и даже из твоей спальни будет слышно, как она взвоет словно волк из мультфильма. Пока же ты стучишь пальцами по рулю, просто ждешь, надеешься найти доказательства. 
Перевод Антона Платонова Иллюстрации Ольги Халецкой