ALEX: угадай кто ко мне пришел?
THEO: посол великобритании
ALEX: что за дурацкая версия
THEO: а что за дурацкий вопрос?
THEO: понятия не имею журналист полицейский дед мороз тень отца гамлета
THEO: извини
Алекс помыл две кружки, а заодно и чужую тарелку. При всей своей убогости и дешевизне хостел ему нравился: здесь никто не лез в душу и не выяснял, кто ты, что ты, чего шарахаешься по Москве, не хочешь ли выпить за компанию или спеть под гитару. Алекс насмотрелся такого в хостелах Мексики. Здесь — он никого не видел и не встречал. Во сколько бы ни приходил, он не заставал никого ни в коридоре, ни в колене коридора, где еле помещалась кухня. Алекс все равно старался не шуметь. Иногда кто-то был в общей ванной — оттуда был слышен плеск воды, — да под утро сквозь сон доносились порой голоса. И немытую посуду в раковине кто-то регулярно оставлял — скоты.
ALEX: буду тебе подсказывать он снял фильм про моего отца
THEO: погоди дай-ка вспомнить этот ваш режиссер
THEO: как его зовут?
THEO: он еще оскар получил за уставшие от солнца
ALEX: да нет же фильм разоблачающий коррупцию
THEO: кто же это неужели кен лоуч?
THEO: не знал что он в москве
ALEX: да господи это не режиссер а политик
THEO: да я понял уже понял это я так прикалываюсь
THEO: что он хочет?
ALEX: понятия не имею
ALEX: вот пока делаю ему чай
THEO: чай ага водки ему предложи
ALEX: тут чувак который дежурит в этом хостеле типа портье по-моему сейчас с ума сойдет
ALEX: сидит на меня таращится
ALEX: он его кажется узнал
ALEX: наверное сторонник на митинги его ходил
THEO: вот пусть он вам чай и делает
ALEX: ага как же ты бы видел здешний уровень сервиса
Возможно, этот длинноволосый балбес был арендатором, владельцем или, там, другом владельцев хостела. Во всяком случае, он дежурил всегда и со странным упорством — день и ночь — смотрел на планшете стендап, настоящий, американский (Алекс не сразу это понял). Но смотрел так серьезно, что, возможно, чисто ради языка. То есть в те моменты, когда было действительно смешно, он так сурово молчал, что хотелось подойти к нему и объяснить шутку.
Чай в комнату Алекс носил неспешно, в два захода: сначала кружки, потом вазочку с крендельками — здешнюю, общую.
— Кофе здесь только растворимый, поэтому я сделал чай, — как бы извинялся он. — Чай везде одинаковый.
— Ну не зна-аю...
— Вот странно. Англия же вроде страна эталонного чаепития, там культ чая, а все почему-то пьют эту дрянь из пакетиков, вот поголовно, на любом уровне, даже в Букингемском дворце... Нормального крупнолистового чая, который можно заварить, просто не найти. У нас в любом магазине — в пять раз больше выбор... Я говорю сейчас про Москву... — Алекс произнес эту светскую речь, отжимая и выкладывая свой пакетик прямо на полировку, и понимал, что дальше — ничего. Просто не о чем будет говорить.
— Бывали в Букингемском дворце? — осведомился гость.
— Нет. А почему вы спрашиваете? Собираете компромат и факты для нового расследования?..
Было сказано так, в шутку, однако гость и не посмеялся, и не обиделся. Он продолжал озираться, довольно бесцеремонно, теперь прихлебывая чай. Получалось, что он сидел, как на сцене, в центре большой комнаты. Сидел на стуле, вытянув длинные ноги, и штанины не ползли вверх и не были короче, чем нужно, что означало, скорее всего, что костюм сшит на заказ. От Алекса такое не укрывалось никогда. Комната же — четыре двухэтажные кровати у стен, почти казарма, трюм, третий класс «Титаника». Здесь не бывало солнечного света, но Алекса это как раз не смущало. Он просил у волосатого комнату более человеческих — человечных — масштабов, но его все равно поселили сюда. Алекс так и не понял, почему выкупить восьмиместный номер целиком будет дешевле, но, когда въезжал сюда, не было ни сил, ни желания это выяснять.
— Что? Не привыкли к такой обстановке?
Гость ответил не сразу. Не смутился и оглядываться не перестал.
— Вы, видимо, слишком долго жили за границей. Не знаете, что я довольно долго сидел в СИЗО и постоянно бываю в административных приемниках, — мягко укорил он Алекса.
— Ну теперь-то не будете бывать.
— Посмотрим.
Опять неловкая пауза, и непонятно, чем продолжать; тут Алекс оглушительно чихнул и полез за салфетками, потом долго сморкался.
— Вы извините, я не аристократ, несмотря на ваши намеки на Букингемский дворец.
— Ничего-ничего.
— ...Поэтому я не буду вести разговоры про чай, а прямо спрошу, что вам нужно. — Алекс подождал ответа, но гость не отвечал. — Я очень удивился, когда узнал, что вы хотите меня увидеть. Желали посмотреть на поверженного врага?
— Я не считаю вас врагом.
— А я и не про себя, — парировал Алекс.
— А-а.
Как по команде, они посмотрели в угол комнаты.
— Как долго вы планируете оставаться в Москве? — наконец начал гость.
— Это не от меня зависит.
— Я как раз об этом хотел с вами поговорить. Вас не должны были задерживать здесь, и это один из многих... перекосов, которых сейчас, видимо, будет много. К сожалению. Так что я готов помочь вам выехать. Ну, без публичных заявлений, конечно.
— Я не интернирован, — с достоинством ответил Алекс. Ему было как-то даже почетно вести сейчас эти переговоры с лексикой времен Великой войны. — Мой загранпаспорт не аннулирован, не изъят, вот он, при мне, я не оставляю его в комнате, даже когда выхожу отлить.
— ...И неудивительно.
— Так что я могу выехать в любой момент. Просто есть бюрократические преграды, которые заставляют меня пока задержаться в Москве.
Они еще раз посмотрели в угол.
— Я понимаю. Но вы же отдаете себе отчет, что это небезопасно?
— Конечно. Я уже простыл, — улыбнулся Алекс.
И они продолжили молча отхлебывать чай.
Алекс собирался и дальше изображать из себя кого-то вроде Железной Маски и гордо молчать, но любопытство перевесило.
— Почему вы захотели мне помочь?
— Потому что ваш отец был великий человек.
— Это вы мне говорите?
— И отсюда, из этой комнаты начнется его возрождение.
— My God. Надеюсь, это не зомби-апокалипсис.
Гость тяжело вздохнул, поставил кружку на тумбочку. Алекс накануне выволок ее на середину комнаты, чтобы хоть как-то изобразить в этом казарменном унынии стол и вообще что-то этикетное. А то и протокольное. Он понимал, что это не посиделки частных лиц.
— Я не настаиваю. Я просто вас предупредил, что вам лучше не задерживаться в Москве и, если что, в крайнем случае мы готовы помочь вам выехать. Но я вижу, что такой проблемы нет. Поэтому, наверное, будем прощаться.
— Стойте. Подождите! Почему — великий человек? Мне просто любопытно.
Гость сел обратно.
— Он начинал в Ленинградской епархии, с епископом Никодимом.
— Господи, что?! — Алекс даже рассмеялся. — Начинал — где?
— Я вижу, вы не в курсе, кто это?
— Я вижу, что ничего не знаю про отца, и всю неделю что-то узнаю. Если, конечно, мне не врут все вокруг... Ладно — КГБ, но епархия — это что-то новенькое.
— Это был прогрессивный человек, который в советских условиях, в каких-то невообразимо не подходящих для этого условиях, чуть было не объединил католическую и православную церкви.
— Мой отец?!
— Да нет же. Никодим. Митрополит Ленинградский, глава отдела внешних связей РПЦ, в общем, церковный министр иностранных дел, если так, по-светски говорить... В шестидесятые он практически сам, по своей инициативе, наводил мосты с Ватиканом. Да, конечно, ему помогали в этом и Хрущев, и Брежнев: они хотели сблизиться с Ватиканом, и там в то время был так называемый Красный Папа...
— Мой-то папа тут при чем?
— И, знаете, когда дело уже близилось к беспрецедентному сближению христианских церквей, Никодим умер очень странной смертью. Очень странной. Он приехал на интронизацию нового папы — Иоанна Павла Первого, выпил в его присутствии чашку чая и тут же, на его руках, умер.
Алекс машинально посмотрел в свой чай, хотя он же сам его и принес.
— ...А поскольку всего через пару недель точно так же умер и сам новый папа римский, то возникла версия, что и та чашка предназначалась папе, или же кто-то очень хотел сорвать этот процесс, который бы, конечно, имел колоссальное значение для возвращения России в европейское русло...
— Вот ей-богу, сколько ваших выступлений и расследований смотрел, а никогда не подозревал, что вы богослов или, как бы это назвать… — Алекс ухмыльнулся.
— Вы смотрели «Молодой Папа»? Очень странный сериал, без начала, без конца... Культовый в свое время.
— Ну почему «в свое время»? Недавно. Да, смотрел.
— Он во многом основан на образе Иоанна Павла Первого, которого называли «улыбающийся Папа», «загадочный Папа»: никто не знал, что он хочет сделать с церковью, и никто, в общем, так и не узнал...
— Погодите, я что-то теряю нить, — Алекс поставил чашку. — Мой папа, римский папа, Никодим, сериал...
— Я многому учился по «Молодому Папе».
— В каком смысле?!
— Сначала это мне посоветовали консультанты, по большей части в сфере имиджа, а потом я сам понял, что есть некоторая близость, такая, уже больше в плане смыслов...
— Погодите. Я что-то начинаю понимать. Вы подшутить надо мной пришли, да? Ну да. Конечно.
— А какая ваша версия — почему я захотел с вами встретиться? — Гость развалился на стуле и действительно смахивал сейчас на киногероя — возможно, самоуверенностью.
— Ну не знаю.
Алекс не собирался всерьез отвечать на этот вопрос, но, кажется, гость ждал ответа.
Ну что же.
Перед ним не хотелось ударить в грязь лицом.
— Потому что я единственный из «кремлевских детей» не поддерживал отца?
— Интересно. Продолжайте.
— Потому что я единственный из них из всех не мажор и не гоняю на «ламборгини» по Лондону? Или Москве?
— У вас, похоже, все хорошо с самомнением, это забавно.
— Потому что я сидел на коленях у а? Я просто накидываю всякий бред. Беру пример с вас... Да, это правда, есть такая фотография, я как раз недавно вспомнил, уже в Москве... Мне напомнили. Может быть, она попала к вам в руки и вы захотели прийти?
— Зачем? Чтобы вы посидели и на моих коленях?
— Хм. Интересная трактовка. Ну, хотите — посижу.
— Забавно. Ну давайте.
Все еще не очень понимая, что происходит и что происходит в реальности, Алекс поднялся и подошел к гостю вплотную. Гость смотрел на него в упор, ухмыляясь, и это было похоже на игру, кто первый сачканет — и легкая пелена бреда сразу бы слетела. Однако ничего не слетало, и Алекс боковым зрением заметил, что гость подобрал колени — подтянул ноги, — короче, сделал так, чтобы на них действительно можно было сесть.
Ну а что.
Алекс взял и уселся.
Не уселся, конечно, а неловко, тупо присел на одно колено, побалансировав, замер, и они оба замерли, ожидая, что дальше.
Поскольку Алекс пятерней оперся о бедро, больше было не обо что, то мысль его поехала — от фактуры ткани — к тому, а точно ли хороший портной, короче, обратно; Алекс встал.
— Забавно, — повторил гость.
Отвечать тут уже было нечего, поэтому Алекс просто стоял.
— У вас, у англичан, это значит, что гостю пора уходить.
Алекс не сразу даже понял, к чему это, но и когда понял, не сделал попытки вернуться на свой стул.
Так что гость тоже поднялся и протянул на прощание руку.
— Вы только постарайтесь незаметно пройти мимо парня на ресепшене. Он, по-моему, вас видел, и у него такое выражение лица... Он, видимо, из ваших фанатов.
— Жаль, я листовок не захватил.
— А что, вы уже придумали, что писать на листовках теперь?..
Гость выразительно промолчал, кивнул уже от двери и осторожно, чтобы без щелчка, закрыл за собой дверь.
Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной