Вчера в Венеции состоялась премьера сериала "Новый Папа". Esquire вспоминает рецензию на предыдущую часть отца Всеволода Чаплина. По его мнению, Соорентино снял об Антихристе.
Я отчаянно не хотел смотреть «молодого папу» – тем более что люди, искушенные в кино, отговаривали меня это делать, с презрением напоминая попсовые примеры «католической обнаженки». Но в итоге двух бессонных ночей мне не жалко. Смыслы в картине просто роятся, в том числе религиозные, нравственные и политические. Аналогий для России тоже можно набрать немало. Подмигивание в заставке показалось очень знакомым – в сочетании с чертами лица. Где я это видел? Ах, точно, у Путина, на приеме во время открытия сочинской Олимпиады. Да и сама история будто бы похожа на приход в Кремль нынешнего его хозяина: постепенно и аккуратно отстраняется «старая гвардия», звучат решительные речи, а широкая публика и СМИ, поначалу настороженные, постепенно переходят к восторгам.
Но интрига вокруг Пия XIII, несомненно, глубже – и прежде всего потому, что это интрига человеческой души, мечущейся между верой и сомнением, между земным и небесным.
Ватикан показан в фильме довольно схематично, и это не компенсируется даже прекрасными реконструкциями внутренних помещений Апостольского дворца, которые ничем не отличаются от оригиналов, кроме слишком очевидного блеска киношной новизны. Отношения между высшими лицами католической церкви, конечно, не так прямолинейны, как изобразил Паоло Соррентино. Госсекретарь кардинал Анджело Войелло, в котором легко угадываются черты двух реальных людей, недавно занимавших эту должность – Анджело Содано и Тарчизио Бертоне, – показан примитивным интриганом и чуть ли не типичным мафиози. Пожилые кардиналы и вовсе описаны как шаблонные фанатики. Впрочем, допускаю, что все это сделано для поп-публики, привыкшей отождествлять Ватикан с интригами, секретами, приоткрыванием завес и, конечно же, сладким запретным плодом для сотен миллионов воздыхательниц – таинственной кастой красивых и умных мужчин, давших обет безбрачия, да еще и носящих непривычные одежды.
Тема сексуальных мечтаний и приключений духовенства в фильме, конечно, утрирована – и это тоже, увы, отвечает запросам массового кинопотребителя. Папа, даже «молодой», то есть 47-летний, во время мессы представляющий себе голых женщин и половые акты, – это скорее мечта дам с воспаленным воображением. А тотальный откровенный гомосексуализм клира – лишь вечный повод для сплетен, муссируемых публикой с радужно окрашенными интересами. В фильме люди, по идее зрелые и опытные, ведут себя как юнцы: в седьмой серии друг детства даже говорит Пию XIII: «Когда ты вырастешь?», и тот отвечает: «Никогда». Все это довольно далеко от реальности. Однако сам жанр, что называется, диктует.
Хорошо же в фильме то, что пикантными темами и картинами все не исчерпывается. И не случайно Ватикан показан с глубокой симпатией – даже Войелло выведен по большому счету как человек, совершенно не лишенный веры, человеческих чувств, достоинства и умения справиться со своими пороками. И в нем, и в Пии XIII, и в его учителе кардинале Спенсере, и в сестре Мэри – монахине, воспитавшей будущего папу, – происходит внутренняя дискуссия между верой и сомнением. Она была свойственна и многим святым, и сотням миллионов обычных верующих. В католичестве такая борьба стала одной из центральных тем для размышления. Она накрепко связана с чувственными, «душевными» переживаниями во время молитвы, иногда почти эротическими (но не такими грубыми, как у героев Соррентино). Это было свойственно, например, знаменитой монахине XVI века Терезе Авильской, приравненной Римом к учителям церкви. Это же переживала и ее последовательница, мать Тереза Калькуттская (интересно, что режиссер очень неприглядно показывает Орден милосердия, основанный, похоже, именно ею). Чувственность и внутренняя борьба соседствуют друг с другом: православная аскетическая традиция трезвомыслия прекрасно это знает, почему и старается уйти от «душевности», хотя и не исключает сомнения, свойственного почти каждому верующему человеку.
«Перед Богом все одиноки», – говорит в конце второй серии Пий XIII, и в этом тоже нельзя не увидеть изъяна западно-христианского миросозерцания. По-настоящему знающий Бога человек не может не «пересекаться» с другими людьми: даже отшельники пребывали в молитвенном общении со святыми предками, грешными современниками, ангелами – и в борьбе с демонами. Человек входит в Небо не один, а в общине, и вкус этого слишком давно был потерян во многих локусах католической традиции. Отсюда, как ни парадоксально, и сильное, почти навязчивое стремление «быть ближе к людям», одновременно не допуская их внутрь своей сокровенной жизни.
И вот этому-то стремлению «молодой папа» бросает вызов. В эпоху «раскрученности» Иоанна Павла II, объявленного пиар-катастрофой понтификата самососредоточенного Бенедикта XVI и популистских жестов Франциска I герой Соррентино бросает истории вызов. Более того, он говорит вещи, совершенно неудобные для современного человека – и сталкивается с обвинениями в безумии. Но само появление в фильме таких речей, на мой взгляд, означает очень важную вещь: режиссер чувствует, что мир ждет от христианства нового сильного слова – бескомпромиссного, нетолерантного, прямого. Как у некоторых исламских лидеров, за которыми идут далеко не худшие люди западного мира. Как у Христа, за которым Запад пошел две тысячи лет назад.
Можно ли снять подобный сериал на российском материале? И да, и нет. Детство и юность нынешнего патриарха, да и его предшественника, описаны десятки раз – причем в первую очередь ими же самими. Тайн в православной среде достаточно мало – пожалуй, кроме тайны расходов центрального церковного бюджета, но и она, уверен, в условиях все большей прозрачности банков раскроется довольно скоро. Все остальное обсуждено-переобсуджено и вряд ли привлечет внимание любителей поп-сенсаций.
А вот возможна ли в России сама ситуация Пия XIII? Или она уже происходит? Конечно, в «молодом папе» мы можем уловить некоторые черты патриарха Кирилла периода начала его понтификата: стремление к реформам, жесткую риторику, стремительно нарастающее одиночество. Но, увы, бросить реальный вызов миру сему не получилось. Совершенно невозможно представить себе столь же жесткий диалог с властями, как разговор главного героя Соррентино с итальянским премьер-министром – передачу жесткого списка условий и прямое обещание сорвать голосование католиков в случае их невыполнения. Проблема не только в том, что патриарха многие православные миряне могут не послушать. Не хватит силы воли – по крайней мере, у того поколения иерархов и духовенства, которое было воспитано в советских коммуналках и поселках, а потом до смерти боялось даже мелкого регионального чиновника из Совета по делам религий. К тому же патриарх – не папа, даже если он знает, как работает Ватикан и какие управленческие технологии там применяются. Православный предстоятель – лишь первый среди равных, и по каноническому праву не может принимать ключевых решений «без рассуждения всех». Иногда возникают искушения этот порядок оспорить – но он слишком давно и глубоко зашит в сознание миллионов людей, многие из которых к тому же становятся шибко грамотными и знают свои права – как и чужие. Слово старца из глухого скита может значить для них больше, чем слова, сказанные с амвона храма Христа Спасителя. И нетрудно предположить, что следующий патриарх окажется вовсе не «молодым», а вполне себе пожилым и хорошо считываемым – да и уставные его полномочия могут, мягко говоря, уточнить. И еще один урок для России. Все большее число молодых людей идут в священники или в монахини по инерции: учился ребенок в воскресной школе или воспитывался в церковном приюте, а дальше жизненный путь словно бы ясен. Нечто подобное происходило и с Ленни Белардо, будущим Пием XIII. Но, в отличие от него, вера и даже сомнения у православной церковной молодежи XXI века подчас очень неглубоки, не выстраданы. Пришел человек – и ушел, тем более что в церковной жизни есть немало трудностей – как объективных, так и созданных людьми. Конкурс в центральных семинариях практически исчез, а в провинциальные поступает по пять-десять человек. В самых разных светских контекстах легко встретить недоучившихся семинаристов, бывших монахов и монахинь. И это опять же происходит потому, что «слишком человеческое» христианство боится бросить настоящий вызов миру. Вернемся к сериалу. Он, насколько известно, будет продолжен. Соррентино немногословен, и вряд ли мы узнаем, что он приготовил на будущее. Не исключаю, что этого не знает до конца он сам. Превратится ли Пий XIII из ультраконсерватора в либерала? Или приобретет ранимое и безопасное «человеческое лицо», которое уже обозначилось в последних сериях? Или из-под личины зилота все больше будет показываться душа человека, потерявшего веру – либо никогда ее не имевшего? Во всех этих случаях режиссер все-таки отдаст должное культу «линейного» развития западной цивилизации, а его герой может неожиданно проявиться как предтеча Антихриста или даже он сам. Возможны ли иные, нелинейные ходы? Даст Бог, увидим в следующем сезоне.
Не забудьте подписаться на текущий номер