На склоне горы в Теннесси пронзительно кричит мужчина. Промокший до нитки, он валяется на земле, скорчив
шись и жадно втягивая воздух. Жена наклоняется
к нему, нежно кладет ладони на плечо. Рядом человек
с бородой, в широкополой шляпе и потрепанной штормовке.
– Я собрал все страницы! – умоляюще повторяет лежащий. – Был туман, я скатился не с того обрыва. Реку пришлось переплывать.
У него снова перехватывает горло.
– Я собрал все страницы!
Вокруг кучка наблюдателей, все прикрывают рты ладонями.
– Он собрал все страницы, – вторит эхом кто-то из этой небольшой толпы.
Для большинства из нас показатель выносливости спортсменов – марафонский забег на 26,2 мили (42 километра 195 метров. – Esquire). Для меньшинства – разнообразные ультрамарафоны: забеги в самых негостеприимных регионах планеты на 50 миль, на 100 миль или еще длиннее. «Бэдуотер-135» проходит посреди калифорнийской Долины Смерти. «Марафон песков» – это шестидневный забег на 156 миль через пустыню Сахара. «Хардрок-100» – сто миль по высокогорью, среди лавин.
Марафон «Баркли» – отдельная история.
Официально этот марафон состоит из пяти кругов по трассе, проложенной в национальном парке Фрозен-Хед в штате Теннесси. Общая протяженность кругов – 100 миль, но большинство участников уверены, что на самом деле дистанция ближе к 130 милям. Бежать надо то в гору, то под уклон, перепад высот составляет примерно 120 000 футов (как два восхождения на Эверест). Преодолеть дистанцию надо за 60 часов. На момент, когда начинался марафон нынешнего года, итоги были таковы: из тысячи с лишним человек, когда-либо стартовавших в «Баркли», финишировали всего четырнадцать.
Регистрация обходится участ
никам в доллар шестьдесят центов.
В надлежащий момент – с точно
стью до минуты, в определенный
день – не раньше и не позже, следует отправить заявку на электронный адрес, который не дают кому попало. К письму следует приложить эссе под названием «Почему меня нужно допустить к участию в «Баркли».
Затем необходимо выполнить письменную экзаменационную работу – ответить на вопросы типа «Объясните избыток позитронов в потоке космических лучей» и «Сколько сливочного масла нужно взять, чтобы приготовить фунт печенки?». Бегуны-новички – их здесь называют «девственники» – должны привезти автомобильный номерной знак из своего штата или страны. «Ветераны» – бегуны, которые не дошли до финиша и делают новую попытку, – должны привезти какой-то предмет одежды. В нынешнем году это упаковка белых носков. А вот «выпускники» – те немногие, которые дошли до финиша и решили вернуться сюда еще раз, – должны привезти только пачку Camel.
Марафон может начаться в любой момент с полуночи до полудня в субботу, которая в этом году выпадает на 1 апреля – День дураков. О старте извещают за час, протрубив в горн. Карту трассы (на местности трасса не обозначена никакими знаками и проходит в основном по бездорожью) бегуны получают только днем в пятницу. Ориентироваться приходится по компасу и непонятным официальным указаниям. GPS тут вне закона.
На каждом кругу бегун должен отыскать тринадцать книг и вырвать из них по странице, соответствующей его номеру в забеге. Вот названия нескольких книг с марафона этого года: «Под откос», «Потерянное и найденное» и «С тобой все в норме: как превозмочь ненависть к себе». После каждого круга собранные страницы пересчитываются, а каждому бегуну присваивается новый номер. Пунктов первой помощи нет – только две точки с запасами воды, причем организаторы там не дежурят, и вода частенько замерзает. Если бегун сходит с дистанции, штатный горнист «Баркли» посвящает ему серенаду – нестройно выводит мелодию «Гасить огни» (традиционный сигнал «отбой» в американской армии. – Esquire).
День 2. 09:02. Участник вырывает страницу из одной из тринадцати книг, которые припрятаны на каждом круге «Баркли».
Все бегуны дают подписку, которая имеет определенную юридическую силу. Вот текст этого документа: «Если я такой дурак, что пытаюсь пробежать «Баркли», мой заслуженный удел – нести полную ответственность за все последствия этой попытки – финансовые, физические, психологические и остальные».
«Люди приезжают сюда ради попытки, которая может провалиться, – говорит мне Лазарус Лейк, Лаз, создатель трассы «Баркли». – И чем меньше у тебя шансов преодолеть дистанцию, тем она заманчивее».
На мысль о марафоне «Баркли» Лаза натолкнула история Джеймса Эрла Рея – убийцы Мартина Лютера Кинга. В 1977 году Рей сбежал из тюрьмы Браши-Маунтин, которая находится неподалеку от парка Фрозен-Хед. Спустя пятьдесят шесть часов его поймали. За это время Рей не смог убежать от тюрьмы дальше чем на восемь миль. Услышав об этом, Лаз подумал, что смог бы преодолеть за это же время сто миль, не меньше. (Как оказалось, не смог бы. Лазу ни разу не удавалось пробежать больше двух кругов по трассе, которую он сам же и разработал.)
Первый марафон «Баркли» состоялся в 1986 году. Участников было тринадцать человек. Ни один не добрался до финиша. На следующий год Лаз усложнил задачу. И снова никто не финишировал. Так продолжалось до 1995 года, пока англичанин Марк Уильямс, подкрепляясь чаем и сэндвичами с сыром, не пробежал пять кругов за пятьдесят девять часов двадцать восемь минут.
В тренировочном лагере в Фрозен-Хед собираются участники.
– Завтра я буду называть тебя злодеем, – говорит Лазу один бегун.
– Если ты ограничишься «злодеем», – отвечает Лаз, – значит, все мои усилия насмарку.
– Как дела? – спрашивает бегун из Франции. Тон у него нервозный.
– Лучше, чем у тебя! – парирует Лаз.
Обнародована официальная карта трассы: вот она, прикреплена липкой лентой к складному столику. Вокруг толпятся бегуны, торопливо отмечая на своих картах разные отрезки трассы: «Крысиная челюсть», «Шишкопасть», «Леонардов спуск на заднице», «Глупый Стью», «Худо дело», «Холмпокалипсис». Можно заглядывать и в распечатку с указаниями Лаза, но очень уж они своеобразные: «Найди странную скалу у слияния двух ручьев, перейди на другую сторону, сверни налево и спускайся по склону. Если кажется, что склон слишком крутой, – ты на правильном пути».
Первые три круга на «Баркли» называются «Развлекуха». Но на последних двух кругах бегуны так переутомляются, что им начинает мерещиться какой-то мир наизнанку. В 2005-м на пятом круге один участник вбил себе в голову, что на вершине горы есть жилые дома, а сам он – мусорщик, которому поручено очистить помойку.
Считается, что в этом году больше всего шансов финишировать у Гэри Роббинса. Роббинс, бритоголовый крепыш, специализируется на сложных горных тропах, он неизменно оказывается среди призеров марафона HURT 100, который проводится в горах на Гавайях. В прошлом году он впервые участвовал в «Баркли» и сошел с дистанции только на пятом круге – невероятный подвиг для «девственника».
В этом году на марафон приехали и постоянный участник ультразабегов – любитель неоновых оттенков Джамил Кури, он же ДжемДжем; и Хизер Андерсон – одна из шести женщин на «Баркли» – это она побила оба рекорда (среди мужчин и среди женщин) по скорости пешего похода на 2189 миль по Аппалачской тропе; и ее бойфренд Адам Линт – ветеран «Баркли», который в этот раз наверняка дойдет до пятого круга.
День 1. 01:42. Лазарус Лейк, он же Лаз, в 1986 году разработавший концепцию марафона «Баркли».
Накануне марафона, в пятницу, кажется, что погода будет благоприятная. Роббинс уверен, что на старт пятого круга выйдут четыре бегуна – рекордное количество для трассы.
– В этом году сюда приехало несколько быстроногих, – говорит Лаз. – Но, знаете ли, скорость убивает.
Как он оценивает шансы Роббинса?
– Он мастер, тут и спорить нечего, но он взвалил на себя огромное бремя. Когда он окажется вон там, – Лаз указывает на вершину холма, на который мы как раз взбираемся, – для него мнение людей уже почти ничего не будет значить.
Кто же сможет дойти до финиша, на взгляд Лаза?
– Ну-у, Джона Келли, похоже, никто не упоминает даже мельком.
Джон Келли – из местных. Его предки поселились на краю парка двести лет назад. Это третья попытка Келли пробежать «Баркли». В прошлом году его чуть не задушили стебли сассапарили – Келли вернулся с глубокими кровавыми ранами на шее. К концу четвертого круга он перестал узнавать организаторов, а на пятом, пробежав сто ярдов, рухнул на землю и заснул – с тех пор эта точка называется «Верхний лагерь Келли».
Как и другие участники «Баркли», Келли имеет ученую степень, и, когда его просят объяснить, в чем сложность этого пробега, он проводит параллели не с другими ультрамарафонами, а с защитой диссертации.
– Пишешь работу, представляешь ее диссертационному совету, и три профессора допрашивают тебя, о чем им только вздумается, пока не нащупают твое слабое место, – говорит Келли. – Вопрос лишь в том, далеко ли ты продвинешься, прежде чем сломаться.
К десяти часам вечера костры в лагере потушены, все разговоры ведутся шепотом. Наверху, у желтых ворот, которые служат линией старта и линией финиша, заливисто хохочет Лаз, поглядывая на часы.
Трубят в горн! Палатки засветились, стали похожи на яркие грибы. Суббота, 1 апреля, 00:42. Температура – 7-8 градусов выше нуля, накрапывает дождик, сгустился туман. Для «Баркли» туман очень неблагоприятен, гораздо хуже, чем дождь или снег.
– От фонарика никакой пользы, перед тобой – сплошная стена белизны, – объясняет Лаз. – А выключишь фонарик – тоже стена, стена темноты. Многие не дойдут до конца первого круга.
В 01:42 вместо выстрела из стартового пистолет Лаз закуривает Camel. И бегуны срываются с места. Едва последний пропадает из виду, слышится оглушительный треск. В двадцати футах от ворот огромный старый дуб валится на землю. Безмолвие прерывается только смешком Лаза:
– Лучше б он упал за две минуты до старта!
Лаз с детства знал, что забеги на экстремально длинные дистанции возможны. Его отец вырос в Оклахоме, на ферме по соседству с Энди Пейном – человеком, который в двадцать лет победил в Трансконтинентальном забеге, длившемся 84 дня.
На одном ультрамарафоне Лаз был помощником у другого бегуна. Накачавшись пивом, в определенный момент он пришел в отличное настроение.
– Я подумал, что запросто могу стартовать сейчас и прийти к финишу раньше всех. Я бежал как ветер. Летел над землей. Это были лучшие двенадцать часов в моей жизни. И я решил, что открыл секрет ультрамарафонов – пиво! Нашел ключик! Но ключик сработал только в тот день.
В мае 2016 года бегун Роберт Янг прославился на всю Америку, сообщив, что собирается поставить новый рекорд в забеге по США. Янг стартовал с впечатляющей скоростью – преодолевал в среднем больше семидесяти миль в день, и вести о его достижениях, разлетаясь по соцсетям, вдохновляли всю страну. Но восхищались им не все.
– Он вывешивал в фейсбуке фото – как делает стойку на руках на шоссе, как играет в футбол с мальчишками! – вспоминает Лаз. – В настоящем забеге ты ничего за день не успеваешь, кроме как бежать, лечить раны и отдыхать. Напрашивался единственный вывод: он жульничал.
Лаз заподозрил, что, когда рядом не было наблюдателей, Янг залезал в автофургон своей команды поддержки и проезжал какое-то расстояние. Лаз с женой решили поехать в Сент-Луис и сесть Янгу на хвост.
Лаз ехал на машине вслед за Янгом, шагал рядом с ним и даже дал несколько советов.
– Мы прилипли к нему как банный лист.
Когда Лаз присоединился к Янгу, был двадцать пятый день с начала забега. Через пять дней после появления Лаза Янг обратился в больницу, чтобы подлечиться.
– Вообще-то он был хороший парень, но жульничал, – со вздохом говорит Лаз. – А я всего лишь хотел проверить, действительно ли он мучается в пути так, как положено мучиться.
День 2. 17:59. В перерывах между кругами участники марафона отдыхают и едят – в основном фастфуд.
C начала марафона «Баркли» прошло семь часов. За это время уже трое сошли с дистанции. И только в 11:12 в субботу появляются Гэри Роббинс и Джон Келли.
Роббинс мчится в свою палатку, чтобы поесть, зарядить фонарик и сменить одежду, а Келли, коленки которого, израненные сассапарильей, уже кровоточат, мажется солнцезащитным кремом – сегодня будет 26 градусов. У Роббинса свои сильные стороны, у Келли – свои, их палатки в тренировочном лагере – классический пример контрастов. Гигантскую палатку Роббинса, где все отвечает стандартам космической эры, прозвали «Тент-Махал». Келли тем временем кормят и переодевают прямо у желтых ворот, у всех на глазах. В палатке Роббинса и вокруг нее царит благоговейная тишина, а по ту сторону дороги, где разбил лагерь Келли, дым от костра, гудят голоса: родственники толпами приходят подбодрить его. Тем временем к финишу подбегают другие бегуны – по двое, по трое.
На «Баркли» предпочитают нездоровую пищу: донаты в шоколадной глазури, бисквиты, сэндвичи с арахисовым маслом и «Нутеллой», картофельное пюре быстрого приготовления – все, что содержит максимум калорий и требует минимальных усилий для пережевывания. Одна бегунья плачет, пока ее кормят макаронами.
Некоторые пробегают первый круг до конца, но у ворот качают головой: все, больше они на трассу ни ногой. Звучит сигнал «Гасить огни».
Вечером в субботу температура понизилась: днем было двадцать шесть градусов, а теперь снова семь. Жители соседнего городка Уортбург, хорошо знающие эти места, приходят посмотреть, как измученные бегуны, шатаясь, добираются до ворот.
В 22:00 Роббинс и Келли вместе заканчивают второй круг и отправляются в палатки – поесть и вздремнуть. В 23:10 оба снова покидают базовый лагерь. Большинство бегунов сходят с дистанции на втором круге. Они рассказывают о шатающихся под ногами камнях, о колючих лианах. Один бегун подсчитал, что упал больше двухсот раз. Горнист трубит «Гасить огни» всю ночь напролет – устало и фальшиво.
День 3. 09:17. Джон Келли, до этого дважды участвовавший в «Баркли», спускается по Крысиной челюсти на пятом, финальном круге.
На рассвете в воскресенье спортивный лагерь уже похож на военный. Лаз дремлет у ворот на складном стуле.
Меган Фаррелл, которая пробежала первый круг быстрее остальных женщин, а в ночь на воскресенье сошла с дистанции, рассуждает философски:
– Один мой друг считает, что удовольствие бывает двух видов. Первый вид – удовольствие сиюминутное. Второй – удовольствие-послевкусие. Тут у нас определенно удовольствие второго вида.
В 10:42 появляются Роббинс и Келли, бегущие друг за другом. Усталость берет свое: оба потеряли аппетит. Когда Келли начинает следующий круг, помощник сует ему в рот кусок пиццы.
На четвертом круге «Баркли» превращается из коллективной затеи в состязание. Всякий, кто пробежит четвертый круг и первым начнет пятый, вправе выбрать направление движения; с этого момента бегуны вынуждены разделяться: один бежит по часовой стрелке, другой – против. Обычно считается, что пройти эту трассу по часовой стрелке легче.
– Келли не может обогнать Роббинса, зато он лучше знает трассу, – размышляет Лаз. – Возможно, он возьмет тактическую паузу: позволит Роббинсу выбежать вперед в одиночестве – авось тот заблудится.
Ночь с воскресенья на понедельник. В 00:05 на холме начинают маячить два огонька. Роббинс и Келли, энергично работая ногами, подбегают к желтым воротам, шлепают по ним ладонями. У обоих ужасный вид, но Келли, похоже, чувствует себя хуже, чем Роббинс. Правая нога у него подгибается, рот широко раскрыт. Келли падает на складной стул и вздрагивает при каждом прикосновении к его ногам.
– Хорошо выглядишь, – говорит один из его помощников.
Кто первым покинет лагерь? Через двенадцать минут именно Келли нетвердо встает на ноги и притрагивается к воротам в знак того, что он начинает пятый круг. Он выбирает движение по часовой стрелке и, шатаясь, убегает по тропе. Спустя еще одиннадцать минут Роббинс выходит из своей палатки и на негнущихся ногах идет к воротам; тем временем жена кормит его с ложки картофельным пюре. Он дотрагивается до ворот, целует жену и бежит под уклон. В прошлом году оба – Роббинс и Келли – добрались до последнего круга, но сошли с дистанции.
– Это как висеть на карнизе, цепляясь пальцами, – боль адская, но упасть нельзя, – говорит Лаз.
В 06:45 начинается сильный дождь. Келли не взял с собой непромокаемой одежды.
В 12:42 Лаз выкрикивает:
– Остался час!
Дождь немного стихает.
– Сорок пять минут!
Ни Келли, ни Роббинса пока не видно.
Лаз уже собирается объявить, что осталось тридцать минут, когда из низины доносится крик. Кто-то бежит в горку трусцой, на голове у него оранжевая вязаная шапка, на плечи накинут пластиковый пакет. Это Келли! Толпа ликующе ревет, и, когда он подбегает и кладет обе руки на ворота, его обычно невозмутимое лицо искажает гримаса плача. Лаз смахивает слезинку и пересчитывает страницы. Все на месте. Джон Келли – пятнадцатый человек, финишировавший на марафоне «Баркли».
Он рассказывает, что, добравшись до последней книги, посмотрел на часы и увидел, что в запасе еще час сорок. Уйма времени, подумал он. Когда он снова посмотрел на часы – оставалось всего час двадцать; он заснул стоя. Запаниковал, сообразил, что надо бежать не только ради того, чтобы вернуться вовремя, но и чтобы снова не заснуть. Никаких призовых денег Джону Келли не полагается. Никаких медалей.
Через неделю я поговорил с ним. Его мучило так называемое похмелье «Баркли».
– На меня словно набросились разом все болезни, которыми я переболел за свою жизнь, – сказал он.
Келли гордился своим результатом, но, похоже, был уверен, что не пробежит эту трассу снова.
– Я думал, что будет грандиозно, что я вырву последнюю страницу и посмотрю вниз с горы на ферму отца. А на самом деле, когда я вырывал эту страницу, был туман и дождь, и ничего вокруг я не видел.
День 3. 13:42. Келли в шапке, с рваным целлофановым пакетом на плечах, у знаменитых желтых ворот, где начинается и кончается забег.
Роббинса до сих пор нет.
– Пятнадцать минут! – кричит Лаз. Бегуны отправляются на холм в направлении, с которого ждут Роббинса, чтобы подбодрить его.
– Пять минут! – кричит Лаз. Жена Роббинса в смятении.
– Одна минута!
Все смотрят на вершину, но с противоположной стороны доносятся какие-то звуки.
Роббинс! Он бежит к воротам, как спринтер, но не с той стороны. Промокший до костей, падает на ворота, а затем сползает на землю.
– Я собрал все страницы! – кричит он. – Я собрал все страницы!
– Он собрал все страницы, – повторяют в толпе.
Лаз смотрит на часы. На них 60:00:06. Роббинс опоздал на шесть секунд.
Все еще лежа на земле, Роббинс хрипло говорит, что нашел последнюю книгу, но потом снова сгустился туман, и в двух милях до конца дистанции он свернул не туда. Слишком поздно догадался о своем просчете, но подумал: если он успеет вернуться к воротам вовремя...
Лаз качает головой; Роббинс сошел с трассы. Несмотря на все затраченные усилия, он лишь один из сошедших с дистанции. Лаз обнимает его за плечи, и горнист трубит «Гасить огни». В отличие от предыдущих тридцати восьми исполнений, сейчас в этом сигнале слышится искренняя скорбь.